Поездка в Америку произошла два года спустя, и я посетил известный станкостроительный завод, выпускавший штамповочные молоты. Я спросил управляющего, отчего они лишь недавно перешли на производство более тяжелых машин, и рассказал, что первые же мои расчеты указывали на необходимость этой меры. К моему удивлению, он ответил, что они не тратят время на калькуляцию. «Мы делали такие станки годами и заметили, что эта деталь быстрее всех прочих приходит в негодность — потому-то и решили увеличить ее, насколько возможно». Я ощутил неловкость, когда, знакомя меня со своим сыном, управляющий произнес: «Это мистер Филипс из Голландии. Он знает о производстве молотов побольше нашего». Американцы всегда очень вежливы, особенно когда сталкиваются с потенциальными покупателями своих машин!
Переговоры, которые вел мой отец, завершились. Пора было возвращаться домой. Мы снова поплыли на корабле, что странно слышать в наш век воздушных перелетов. Отплытие старого «Статендама» в Роттердам было настоящим событием, потому что мы познакомились с множеством людей, и они пришли проводить нас. Шампанское лилось рекой. Прощание проходило весело, с подарками, сыпавшимися со всех сторон. В те дни это было целое дело — пересечь океан от континента до континента.
«Статендам» шел медленнее, чем корабли Кунарда или Гамбургско-Американской линии, но это никоим образом не отражалось на атмосфере на борту. Мы познакомились со множеством интересных людей, а шеф-повар ресторана имел заслуженно высокую репутацию. Мой отец наслаждался процессом еды и, не жалея времени, с удовольствием выбирал меню на следующий день.
Стоили такие поездки в те годы дорого, но они себя окупали и совершались только тогда, когда этого требовала строгая необходимость или дела семьи. При этом наш брат пассажир выглядел тогда совсем иначе, чем те, с кем вы путешествуете сегодня, — никаких свитеров и джинсов!
Шторм разразился
В 1931 году Великая депрессия докатилась до «Филипса». Продажи упали. Заказы прекратились. Падение курса стерлинга вызвало большие потери, срочными продажами возмещенные лишь отчасти. Это было началом черных лет для моего отца. Для того чтобы «Филипс» выжил и в будущем мог предоставить тысячи рабочих мест, полумер — вроде незаполнения вакансий — было недостаточно. Как это ни прискорбно, но в срочном порядке пришлось уволить большое число людей. Когда я пришел в концерн, на нем работало 28 тысяч рабочих. В 1933 году это число сократилось до 16 тысяч. Всего 450 человек — вместо 750 — осталось на заводе «Филит», служащих также пришлось сократить.
В те годы пособие по безработице выдавалось профсоюзами и было чрезвычайно скудным. Это было плохо само по себе, а ведь безработному приходилось еще и бороться с ужасающим чувством собственной бесполезности. Ставилась под вопрос сама основа существования. Многие опасались, что не смогут сохранить свои дома. Каждому, у кого был дом, прежде чем получить право на получение пособия, пришлось расстаться с ним.
Никто не мог сказать, сколько это продлится. Никто, будь он кузнец или инженер, не мог с надеждой смотреть на календарь в ожидании даты выхода на работу. Лично для меня эта проблема обернулась тяжелой моральной стороной. Когда человеку сообщали об увольнении с такого-то числа, он, естественно, делал все, что было в его силах, чтобы сохранить работу. Если это не удавалось, он хотел повидать управляющего, а на заводе «Филит» это был я. Поэтому он просил встречи с «господином Фрицем», чтобы потом с чистым сердцем сказать жене, что предпринял все мыслимые шаги. Но я был совершенно бессилен и единственное, что мог сделать, — это выразить свое искреннее сочувствие. Впрочем, мое сочувствие мало кого утешало.
Ситуация усугублялась тем, что тогдашние идеи относительно того, как противостоять депрессии, сводились к одному жесткому правилу: максимально снизить расходы и поелику возможно сократить стоимость труда. Любая инфляция рассматривалась как козни дьявола. Гульден был свят. Только в 1936 году Голландия нехотя рассталась с золотым стандартом
