Предвечерний покой лег на землю. Ветерок исчез. Над цветниками висел пряный аромат. Среди зелени фруктовых деревьев матово светились ажурные башенки солнечных конденсаторов.
Юрий Игоревич, выслушав Андрея, одобрительно похмыкал.
— Кое-что я могу посоветовать, — сказал он. — Идёт перестройка жилого массива «Вэ-двенадцать». Оттуда, из старого хранилища, перевозят в новое вспомогательные архивные фонды. Соображаете?
Юноши дружно закивали.
— На редкость сообразительны, — усмехнулся Юрий Игоревич. — Завтра в семь представьтесь Роберту Лацису, он занимается этим.
— Спасибо, дед. Лациса я знаю.
— Тем лучше… В этих фондах не все разобрано и учтено. Предстоит предварительный просмотр, может, и вам доверят кое-что.
— О, уж мы постараемся! Верно, Анд?
— Для этого и пойдем, — пожал плечами Андрей. Они и не подозревали, что ожидает их завтра…
Утром они встретились у подъезда. Андрей был сосредоточен и нахохлен, Рано — беззаботно улыбчива.
— Ты с нами? — глянул на неё Ярослав.
— А ты думал иначе? — удивилась Рано.
Город был по-утреннему свеж. Цветники и скверы жадно дышали солнцем и, переплавив его в миллиардах крошечных потайных лабораторий на свой лад, щедро дарили людям буйную кипень многоцветья. Бесчисленные фонтаны и искусственные водопады, устроенные для ионизации воздуха, радужно искрились.
— Ты слышишь, Яр, как поёт свет? — тихо сказала Рано и сама, казалось, вся засветилась.
— Нет, — Ярослав неловко поежился, — свет я только вижу.
Андрей иронически глянул на сестру…
К зданию архива они подошли молча. Ярослав приближался к нему с трепетом. Здесь обитала сама История. Не в учёных трудах, не подвергнутая холодному анализу, не спрессованная в книги, а такая, какая была и есть. В бумагах. В разных документах. В переписке официальных лиц, постановлениях властей, в проектах зданий и рудников, в бухгалтерских отчетах и протоколах собраний — во множестве бумаг, которые когда-то в суетной текучке дней казались людям столь обычными и даже надоедными и по которым теперь историки, споря, волнуясь и радуясь, набрасывали штрихи канувшей в прошлое жизни общества.
Роберт Лацис, голубоглазый седой великан, один из хранителей архива, встретил их приветливо. Потирая висок длинными гибкими пальцами, он сказал, что поставит их на предварительный разбор материалов. Надо кое-что рассортировать по тематике, составить первичную опись, подготовить данные для киберучёта.
Им выдали лёгкие пепельно-серые комбинезоны из искусственного шелка. Точно такой же был на Лацисе. Коротким стремительным взлётом лифт доставил их на пятый этаж. Здесь шла подготовка материалов к хранению; само хранилище на двадцать этажей уходило под землю.
Вся мебель комнаты, в которую Лацис ввел их, состояла из широких стеллажей и нескольких стульев. Её дополняли видеофон, электропишущая машинка и небольшой переносной пылесос.
Вдоль наружной стены тянулась лента транспортёра. Яркий, но не бьющий в глаза, рассеянный свет заливал комнату.
На одном из крайних стеллажей лежали бумажные мешки с материалами из старого архива. Лацис объяснил, как и что нужно делать, пожелал успеха и ушел.
— Начнём? — спросил Ярослав.
Его охватило волнение. Вот сейчас он распакует мешок — что увидят они в нём? О чём, быть может, ещё неведомом, расскажут бумаги, пролежавшие во тьме более ста лет? Чьи мысли и мечты, чьи судьбы раскроют они сейчас?
— Начнём, — тихо ответила Рано.
Андрей чуть приметно поморщился. Может быть, он предполагал, что какие-нибудь архивные работы сразу же выдадут то, что было ему нужно? А тут, оказывается, ройся сам в пыльных бумагах…
Бумаги оказались не очень интересными. В основном это были финансовые документы одного из райкомов комсомола их города за шестидесятые годы прошлого, двадцатого века. Правда, изредка среди них попадались «дела» иного порядка — отдельные протоколы заседании бюро райкома, чьи-то заявления и объяснительные записки.
Обрывок одного из протоколов поразил Рано. Из него она узнала, что «пьянка и поножовщина в комсомольско-молодежном общежитии привели к убийству крановщицы Пономаревой». Рано дважды перечитала это место, руки её бессильно опустились, лицо стало недоумевающим и горестным.
