Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. - страница 5
Представив эпоху феодальной раздробленности как «темный» и малозначительный период русской истории, Н.М. Карамзин, естественно, не интересовался процессами дробления и консолидации территорий княжеств. В его труде нельзя найти обобщающих данных о существовавших в XIII–XV вв. северо-восточных русских княжествах, их центрах и примерных границах, административном делении и т. п.
Если многие проблемы образования и эволюции государственной территории Северо-Восточной Руси остались вне интересов Н.М. Карамзина, то нельзя не отметить его стремления к точной локализации указанных в летописных известиях, правда лишь домонгольского времени, городов, сел, рек и урочищ, расположенных на этой территории.
Выяснение таких конкретных вопросов способствовало решению более широких задач: определению приблизительных размеров территории, ее административных центров, маршрутов походов и т. д. В методику локализаций Н.М. Карамзин сумел внести значительную лепту. Определяя место того или иного древнего географического объекта, он исходил из обстоятельного анализа описания места событий в летописях, сопоставлял между собой различные летописные версии об этих событиях, географические номенклатуры XI–XIII вв. он сравнивал с данными известного географического справочника XVII в. «Книги Большому Чертежу» и, видимо, с показаниями современных ему карт.
В результате многие географические объекты XI — первой трети XIII в. Северо-Восточной Руси были определены Н.М. Карамзиным верно[41]. Впрочем, были и ошибки[42]. Что касается послемонгольского периода, то здесь историк сделал гораздо меньше. Выписывая вслед за М.М. Щербатовым длинные перечни волостей и сел из духовных грамот московских князей, он оставлял их без каких-либо комментариев, лишь в единственном случае мимоходом заметив, что «многие из сих деревень или сел известны и ныне под теми же именами»[43].
К середине XIX в. изучение истории формирования территории Древней Руси и Русского государства, а также определение местоположении различных древних географических объектов вылилось в публикацию ряда уже специальных работ, посвященных этим сюжетам. Среди них должны быть отмечены разыскания М.П. Погодина о местонахождении городов, селений, рек и урочищ древнерусских княжеств домонгольского времени, дополненные Н.И. Надеждиным и К.А. Неволиным[44]. Один из разделов исследования М.П. Погодина посвящен географическим номенклатурам Переяславского (Южного) княжества, в состав которого М.П. Погодин включил и Ростовскую землю[45]. М.П. Погодин выписал почти все такие, относившиеся к Северо-Востоку номенклатуры из русских летописей за период до конца 30-х годов XIII в. Их оказалось больше, чем, например, у Н.М. Карамзина. Но при локализации летописных названий М.П. Погодин из-за поверхностного анализа не смог существенно дополнить своих предшественников. Напротив, иногда М.П. Погодин делал ошибки по сравнению с ними или предлагал явно неудачные варианты[46]. Н.И. Надеждин и К.А. Неволин внесли несколько уточнений в заключения М.П. Погодина и правильно определили местонахождение ряда рек и пунктов, отыскать которые М.П. Погодину не удалось[47]. На основании проведенных локализаций М.П. Погодин сумел в общих чертах наметить границы Владимиро-Суздальского княжества к 30-м годам XIII в.[48] Но установив границы этого и других княжеств, он сделал совершенно неожиданный вывод: «пределы княжеств… совпадают с пределами древних племен»[49]. Однако Волго-Окское междуречье не было территорией расселения какого-то одного восточнославянского племени. Стремясь согласовать этот факт с общим выводом, М.П. Погодин объявил, что «все области по княжествам — Полоцкому, Смоленскому, Суздальскому — принадлежали Новугороду искони»
