На следующий день пора завтракать все встали собрались едят гренки с чаем или в этом духе. Дед его любил пить чай по-старому, с пряностями, кипяченным молоком. Но девчонки просто из пакетиков, как все восточный, кем они собственно. А он расселся, типа у себя дома и типа как они в его гостях. А когда стал ставить чайник, чтоб еще чая, глянул на Рудаси-Бэйбз и сказал: «Слышь, Руджи-Бэйбз, хошь чего скажу?»
А Руджи-Бэйбз до сих пор дерганная от вчера вечером что Фокси-Ти не шла когда она ее звала, так что говорит: «Угу, хошь скажи».
Зафар глянул в сторону Фокси-Ти сидит, ест гренку и ей говорит: «Сказать, братишка?»
И Фокси-Ти глянула и покраснела бы она если б уже не темная кожа, вот клянусь. Она б так покраснела что пар б пошел только так из нее.
«Как хотишь чувак, - сказала она. - Для Руджи-Бэйбз скажи, только не надо эту чепуху по всем улицам транслировать».
«Что ты говоришь?» - интересуется Руджи-Бэйбз, на вид недовольная и измотанная. Она не успела пока что еще линзы вставить, так что глаза ее кажется сухие и чуть с мешками типа как если б она ночью плакала. Она на вид даже более тощее чем как всегда, и голова по виду вся седая и все такое.
«Угадай братишка», - говорит Зафар злорадный и светится от счастья в момент своего великого триумфа.
«Нечего со мной в игры играть в это время дня Зафар, вот что. Давай, чувак, скажи».
«А сама ты не сообразила еще?» - поинтересовался он и мигнул для Фокси-Ти пока это говорит.
«Не, не сообразила, ведь так. Как я сказала хватит мне лапшу вешать чувак. Ничего не буду угадывать в это время дня».
«Мы на пару женимся», - сказал Зафар.
Руджи-Бэйбз побросала чего она делала и опускает глаза в тарелку с гренками, как будто и не догоняет чего это или откуда взялось. Как если б это инородные предметы в той ее тарелке. Она чувствует, у нее в желудке изнутри все скрутило, типа она больше никогда в жизни ничего не сможет съесть. Она вот сидит вся застывшая, уперлась своими больными глазами.
«Чего ты там сказал?» - в конце интересуется она.
«Мы на пару женимся, не так, Ти».
«Ты так говоришь чувак», - говорит Фокси-Ти. Потом опять снова покраснела той нее невидимой краской так что чуть не взорвалась. Тоже положила недоеденную гренку на тарелку, и чувство у нее, она больше не голодная.
Руджи-Бэйбз на вид подурнело, когда она вот так вот сидит, смотрит на Фокси-Ти. Напомнила умирающего' щенка в «Госпитале для животных». Или типа собачки в' Джери Халлиуэлле когда она в «Баттерсийском доме собак» где типа Джорджа Майкла. И где эта старая перепуганная собачка, когда она скучает по хозяину, кото-. рый умер, и показана вся эта боль и тревога на мордочке собаки, что Джери просто плачет, вспоминаешь? Как раз вот так смотрелась Руджи-Бэйбз. Один в один.!
«Нет!» - сказала Руджи-Бэйбз.
«Не, кроме шуток, - говорит Зафар и лыбится своей хитрожопой мордой, - я у ней поинтересовался позавчера, а вчера вечером она, братишка, сказала да!» »
Руджи-Бэйбз отвернулась как б если больше не может сидеть за столом. Как б если запах ихних гренок и нутеллы ядовитый. Потом встает медленно, как бы у нее чуство, на чтоб опереться, об стол или спинку стула, хоть обо что. >
«Хорош пиздеть! - тихо говорит она потом более, погромче. - Этого блядь ни хуя не будет чувак Вы ни. женитесь и тут на этом все».
Руджи-Бэйбз сейчас злилась, вот клянусь, ничего, что боль ей скрутила живот и чувство, тянет из нее дыхание. От той ее злости появился как бы драйв. Типа новой энергии.
«А что? - говорит Зафар. - А что ты мне не веришь?»
Руджи-Бэйбз глядит на него как минуту назад до того на гренку, типа что он как бы инопланетное существо, кого она раньше никогда не видела.
«Мальчик, - говорит она, - Ти не такая дура чтоб хоть когда повестись на такую глупость, так ведь. Слушайка, она себя слишком уважает чтоб еще жениться с таким малолетним хамьем типа как ты Зафар. Для меня по жизни ты вот такой не умный малолетка. И чтоб она сделала такую глупость и вот так вот потерять свою независимость. Бля чувак, ты совсем дурак думать она так поступит. Она ж тебя всего то что две недели знакома. Пиздец чувак ты псих. Ти не поженится со всяким малолетним хамьем, кого едва знает».
