Начался следующий номер программы — в таинственном сумраке, окутавшем подиум как сиреневое облако, глухо и ритмично зарокотали африканские тамтамы, и в луче зеленоватого света бешено заплясала полуобнаженная мулатка. Но насладиться этим пикантным зрелищем Никите уже не удалось — хмурый менеджер повел их куда-то в глубь здания мимо бильярдной, зала видеоигр, спортивного бара, комнат караоке и гордости «Пингвина» — грандиозного танцпола с видеоэкраном во всю стену.
Они сначала спустились по лестнице, затем поднялись, свернули, снова свернули и очутились на служебной половине. Узкий коридор упирался прямо в двери гримерных.
— Вы должны правильно понять, почему я не разрешал сюда доступ, — сухо объяснял менеджер. — У нас почти каждый вечер инциденты с клиентами. Некоторые рвутся к девушкам в комнаты, скандалят. Охрана не успевает вмешиваться. Я понимаю, что вы из органов, что в связи со служебной необходимостью, но… Поймите и нас! У нас тут разные клиенты бывают. Иной приедет, шоу насмотрится и давай права качать: я такой-то, я вас всех тут к потолку приклею, будете мне еще указывать, как себя вести… Не милицию же нам вызывать каждый раз, сами пытаемся утихомиривать. Поэтому и доступ клиентов на служебную половину и особенно в гримерные танцовщиц стараемся категорически не допускать.
— Скажите, пожалуйста, а вы работали здесь прежде, когда клуб назывался «Бо-33»? — спросил Никита.
— Нет, я тут работаю всего десятый месяц, — вежливо ответил менеджер и указал на одну из дверей: Вот гримерная Жанин.
Обухов деликатно постучал.
— Маришка, это ты? — послышалось звонко из-за двери. — Заскакивай, только дверь прикрывай, дует, а я голяком!
— Ой, неужели? — Обухов подтолкнул остановившегося было Колосова через порог.
Жанна Зарубко сидела перед зеркалом в наброшенной на плечи в виде шали юбке из алого прозрачного газа. Жадно затягиваясь, курила сигарету. Никита отметил про себя, как изменилось ее лицо, едва она увидела улыбающегося Обухова.
— Погодите… вы что… я оденусь, погодите… зачем вы сюда? Я б и сама вышла, — забормотала она, судорожно кутаясь в прозрачную ткань.
Эта демонстрация стыдливости была весьма странной после того, что они только что видели в зале. Никита хотел выйти, чтобы дать ей возможность одеться но Обухов прислонился к двери спиной, преграждая ему путь.
— Здравствуй, Жанночка, да ты не суетись, мы отвернемся, одевайся, — сказал он мягко, елейно. — Мы тебя уже разглядели там, на шесте. Здорово ты это самое… Зажигает.
Когда они обернулись, Зарубко была уже в наглухо застегнутой черной курточке. Сидела в кресле, поджав под себя голые ноги. Никита видел: их визит, точнее, появление в гримерной Обухова, не доставляет крошке Жанин никакой радости. Причина была понятной, хотя насчет методов установления оперативного контакта со свидетельницей Обухов и не распостранялся. Да Никита его и не расспрашивал. Ему в принципе важен был только конечный результат: показания этой стриптизерши.
Однако, взглянув на Жанну Зарубко, он понял: в этот раз Генка Обухов явно не церемонился. Его фамильярно-презрительное обращение с танцовщицей красноречиво свидетельствовало: бедная крошка Жанин угодила в какую-то передрягу и во многом теперь зависит от хитроумного начальника аналитического отдела А.
— Жанна. Мы с тобой в прошлый раз, — Обухов интимно подчеркнул эту фразу, — коротко касались твоей прежней работы у Богдана Бодуна. А вот мой коллега Никита Михайлович, расследующий убийства, хочет побеседовать с тобой об этом подробнее. Так ты уж сделай одолжение, милочка, удовлетвори законное любопытство коллеги.
При слове удовлетвори Жанна недобро усмехнулась.
— Вы что же — смерть Богдаши снова копать начали? — хрипло спросила она у Колосова. — Так вроде ведь заглохло все еще в прошлом году и дело закрыли.
— Я занимаюсь расследованием другого убийства. Но смерть гражданина Бодуна меня тоже очень интересует. А жизнь его здесь, в клубе, еще больше. После его убийства вас, Жанна, не допрашивали?
— Меня? А чего меня-то должны были допрашивать? Меня что, в чем-то разве подозревали? — Зарубко с вызовом смотрела на Колосова.
