Только в половине одиннадцатого в доме «пошло движение». Из калитки появилась с большой туго набитой хозяйственной сумкой полная пожилая женщина. Трубников сказал, что это медсестра Полины. Она неспешно поплелась по пустынной дороге в сторону Большого Рогатова.
Прошло еще полчаса, и из ворот на новехонькой сияющей «Ямахе» вырулил Бранкович. Как раз в этот момент включилась автоматическая подсветка на, ограде, и стало светло как днем. Бранкович, как показалось Кате, был либо сильно навеселе, либо снова под кайфом. С сиденья мотоцикла он клонился то вправо, то влево. Неуклюже обернулся в сторону дома, махнул кому-то на прощанье, а затем погрозил пальцем. Жест был шутливый и пьяный. Мотоцикл взревел и рванул с места. Треск его долго еще будил девственное эхо на тихих берегах Славянки.
Колосов, Катя и Трубников ждали, что же случится дальше. Кто уйдет, а кто останется в этом доме, хозяин которого был убит. Прошло еще полчаса, и с открытой веранды донеслись приглушенные мужские голоса.
Двое медленно шли по двору к воротам. Двое выищи, на улицу — отец Феоктист и Александр Павловский. Катя посмотрела на окна второго этажа. Сейчас все они уже были темны, кроме одного, светившегося как раз над застекленной террасой зимнего сада. Это было окно Полины. На фоне освещенных штор виднелся темный силуэт.
Павловский и отец Феоктист стояли у ворот. Священник, как всегда, был в своей темной рясе, подпоясанной широким кожаным ремнем. Павловский в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами. В желтом облаке фонарей белый цвет казался каким-то неживым.
— Ну, я пошел, Саша, — тихо сказал отец Феоктист, — поздно уже. Я хотел тебе сказать… Ладно, это когда-нибудь потом…
— Завтра увидимся, и скажешь. Может, на машине тебя подбросить?
— Нет, ни к чему, я пешком дойду. Ночь сегодня лунная какая. — Отец Феоктист как-то неловко отвернулся и торопливо зашагал по дороге.
Павловский какое-то время стоял неподвижно. Потом повернулся и пошел к дому. Ворота закрылись за ним, точно сезам. Но это была только видимость — он сам закрыл их и запер.
А в доме было очень тихо. Не работал телевизор внизу в большой гостиной, не звонила телефоны. Катя все ждала — вот он войдет в этот дом, йотом все будет как в сопливом сериале — два силуэта на фоне освещенных штор в ее комнате навстречу друг другу…
Но она не увидела ничего. Свет наверху погас. И в доме стало совсем темно,
— Видела, как все просто, — шепнул Колосов ей на ухо. И от его голоса она невольно вздрогнула, потому что голос этот принадлежал словно чужому, совершенно незнакомому человеку — жестокому и циничному. — Я же сказал: он заявит свои права на все. Пришло время пожинать то, что посеял.
* * *
В полдень, после того как вернулись с совещания следственно-оперативного штаба в ОВД, на котором Колосов докладывал сложившуюся по делу ситуацию приехавшему, как всегда, к шапочному разбору начальству, Николай Христофорович Трубников многозначительно изрек:
— Доказательств против него все равно у нас нет, чтобы мы там с тобой, Никита, ни подозревали. А голыми руками такого, как этот, не взять. Он умный, калач тертый. И обыск в доме, хоть и предлагали на совещании неотложный, не даст ничего, ручаюсь. Он ничего такого компрометирующего дома держать не станет. Не дурак, чай. Тут кругом полно мест, где и оружие можно спрятать, и плащ, ежели он у него, конечно, есть. Машину-то он Бодуна, «БМВ»-то, где-то держал несколько суток. Так-то вот… А брать дуриком, в камеру водворять, а потом отпускать за недоказанностью, я это, ребята… не согласен я. Лучше я его просто убью, гада.
— Ты офонарел, что ли? — хмыкнул Колосов.
— Если другого выхода нет — убью, — Трубников упрямо боднул головой. — При задержании. Или при попытке бегства. Или при оказании сопротивления представителю власти. Гулять на свободе, над нами изгаляться и владеть тут всем я все равно ему не дам.
— Это у тебя контузия афганская, Христофорыч, зудит, — сказал Никита. — Я этого не слышал. Ты этого не говорил. Катя, ты тоже ничего не слышала.
Катя молчала. Они снова сидели в душном прокуренном опорном пункте. За окном было раскаленное солнцем шоссе и поля, поля…
