Отец Феоктист развел руками.
—.Я была в, церкви на вашей вчерашней проповеди. Слушала ее внимательно, но поняла далеко не все. — Катя смотрела на отца Феоктиста почти наивно. — Например, я не поняла: вот когда вы непосредственно обращались к убийце, вы… вы были уверены, что он тоже присутствует на панихиде, и, слышит вас?
—Долг любого священника говорить так, чтобы быть услышанным.
— Это не ответ на мой вопрос, — сказала Катя.
— А я и не могу на него ответить.
— Не можете или не хотите?
— Не могу, — отец Феоктист слегка дотронулся До серебряного креста на груди. — Не могу.
— Послушайте, святой отец, — вмешался Колосов, — я знаю, что ваш сан накладывает на вас обязательства не разглашать… тайна исповеди и все такое, но… Если вы располагаете какой-то конкретной информацией по этим убийствам или же по лицу, их совершившему, то… как же вы можете молчать? Неужели вы, священник, зная, что вы можете помочь прекратить это зверство, будете и дальше спокойно смотреть, как гибнут люди, ваши же прихожане!
— Я буду молиться, чтобы бог дал мне силы. Простите, но эту тему нам лучше оставить. Другие вопросы у вас ко мне есть?
— Я навел справки и узнал, что до получения здешнего прихода вы работали в благотворительном фонде жертв наркомании и сексуального насилия, — ставал Никита, — а что конкретно вы делали?
— Все, что должен был, то и делал. Мы посещали тюрьмы, колонии, больницы, венерические диспансеры, дома ребенка, приемники для несовершеннолетних.
— И кто же были ваши подопечные?
— Все, кто приходил за помощью, к кому мы сами приходили — трудные подростки, беспризорники, наркоманы больные СПИДом, бродяги, проститутки, даже геи по вызову и те были.
— А почему же фонд свернул свою деятельность?
— Грант закончился, все сейчас ведь не в одно слово божие упирается, но и в финансы. Мы ведь не только вели миссионерскую деятельность — мы лечили, устраивали на работу, ходатайствовали о выдаче документов. А на это нужны средства.
— Скажите, пожалуйста, у вас есть плащ-дождевик? — задала новый вопрос Катя.
Священник приподнял брови, словно удивляясь, какое отношение плащ имеет к фонду?
— Да, есть.
— Вы его часто надеваете?
— Когда рыбалкой грешу. У меня лодка резиновая, снасти хорошие, А тут у нас в заводях рыбы много — и сомы, и щуки. Вот в это лето с этими нашими несчастьями всего раз и. половил на вечерней зорьке — так, леща да подлещика.
— Скажите, вечером в субботу Чибисов вам звонил? — спросил Никита.
— Да, — отец Феоктист уже не удивился вопросу «из другой оперы». — У него была семейная драма. Он спрашивал у меня совета. Но это сугубо личный вопрос. И я не могу.
— Хорошо, понятно. А в воскресенье вы были у него дома на обеде?
—Ну зачем вы спрашиваете очевидное? Вы же знаете — я был. Эта бедная семья, в которой, увы, нет ни мира, ни согласия, она как никакая другая нуждалась в моей помощи.
— Во сколько вы ушли?
— Где-то после девяти.
— И где вы находились с девяти до часа ночи?
— В час я уже был в постели, видел седьмые сны.
— А до этого? — Колосов бросал вопрос за вопросом, не давая ему расслабится.
— В церкви. Я молился.
— Кто может подтвердить, что вы были в церкви?
Отец Феоктист как-то странно усмехнулся и указал пальцем на потолок беседки:
— Только Он.
— Скажите, Чибисов при вас когда-нибудь говорил о Богдане Бодуне? — спросила Катя.
— Год назад много было разговоров. Когда его, нашли растерзанным на нашем ржаном поле у Борщовки. А можно я задам вам встречный вопрос? — священник обратился к Кате. — Вы разговаривали с Хвощевым?
—Пока нет.
— А почему вы так медлите?
— Он отказывается давать показания. Заставить его мы не можем, — сказал Колосов. — Врачи каждый раз не дают разрешения на допрос.
— Я настоятельно советую вам поговорить с ним, — тихо сказал отец Феоктист. — Я попытаюсь и сам с ним поговорить.
— По-вашему, он располагает какой-то полезной информацией?
— Он стал инвалидом и потерял единственного сына. Человек в его положении многое переосмысливает заново. А это всегда для кого-то — полезная информация, — загадочно сказал отец Феоктист.
— Скажите, а почему в своей вчерашней проповеди вы говорили о вольных и невольных грехах? — вдруг после всего спросила Катя.
