— Я никуда с тобой не пойду. — Полина по-прежнему держала полный поднос, словно отгораживаясь им от Кустанаевой. — Я остаюсь здесь.
— Полина, ты ведешь себя неприлично. Мы делали скидки на твое болезненное состояние, но это уже переходит всякие границы! Что это значит — я останусь здесь? Ты ведешь себя безобразно, ты забываешь, кто ты и какой у нас завтра день.
— Я помню, какой завтра день. Это ты забыла, раз снова приехала сюда, к нему, когда отца нет! — Полина задыхалась. Поднос в ее руках дрожал.
Катя увидела, как Павловский рывком поднялся со своего кресла.
— Малыш, ну перестань… Тебе надо домой, — сказал он тихо, не глядя ни на Полину, ни на Кустанаеву.
Полина не тронулась с места.
— Дай я помогу. — Он хотел забрать у нее поднос, но Полина вдруг молча с силой швырнула поднос к ногам Кустанаевой, едва не обварив ее горячим кофе из турки, и выбежала из дома.
Кустанаева испуганно придушенно вскрикнула, но ее крик прозвучал запоздало и фальшиво. Катя, ни с кем не прощаясь, устремилась на улицу. Но Полину на ее мопеде было уже не догнать.
Все это было вечером в субботу, а рано утром в Воскресенье Катя собралась и поехала на машине в Столбовку к Трубникову. Видеть участкового ей хотелось сразу по нескольким причинам, однако самой главной была та, что Трубников обязательно должен был быть сегодня на тех самых девяти днях, о которых так по-разному упоминали фигуранты.
Приехать в церковь на поминовение усопшего вместе с участковым было гораздо лучше, чём явиться незваной. Трубников был свой человек в Славянолужье, И если Никиту Колосова это его свойство порой настораживало, то Катю в данный момент — вполне устраивало. К тому же ей не терпелось поделиться с участковым некоторыми своими последними наблюдениями. Поэтому, помня, что в деревне люди встают с петухами даже в выходные, Катя вскочила ни свет ни заря, завела свой застоявшийся без дела «жигуль» и отправилась в Столбовку.
Ночью над Славянолужьем прошел дождь. Да и сейчас еще накрапывало. Небо было свинцовым, и темной казалась вода в Славянке. Мокрые ивы, росшие по берегам, напоминали растрепанные метелки. А в небольшой запруде за Татарским хутором под мелким дождем плескались, блаженствовали утки.
Катя включила «дворники» — тик-так… Грунтовая дорога раскисла от влаги. Впереди показались какие-то строения: приземистые ангары, мастерские. Во дворе мокла под дождем сельхозтехника — комбайны, трактора. Это был машинный двор агрофирмы «Славянка».
Несмотря на ранний час и ненастье, вокруг машин суетились работяги в промасленных спецовках. С оглушительным грохотом Катю обогнал трактор. И она вспомнила вчерашний вечер, дом Бранковича, его веранду, гостиную, мастерскую. Боже, где она была вчера — на Луне, на Венере? И где оно истинное Славянолужье — там, среди «далианских» снов, иди здесь, среди набухших дождевой влагой пейзажей среднерусской равнины?
Деревня Столбовка лежала в низине. С дороги видны были крыши домов в садах. А на полпути между этой деревенькой и Татарским хутором на крутом косогоре стояла церковь. Катя проезжала мимо нее. Церковь была давно заброшена — на косогоре сиротливо торчали остовы кирпичных стен и колокольня с провалившимся куполом. На фронтоне в нишах буйно разросся кустарник. Провалы окон густо оплел вьюнок. На колокольне, нахохлившись, мокли под дождем вороны. Катя не удержалась — нажала на сигнал, и воронье, вспугнутое гудком, взмыло вверх, закружилось над руинами, хрипло, простуженно каркая.
Столбовка встретила Катю той особенной тишиной, какая бывает в деревне в ненастье. Домов в поселке было совсем немного. К тому же половина из этого «немного» давно уже была заколочена и пустовала. Катя остановилась у колонки на перекрестке и спросила старика, набиравшего воду, где дом участкового Трубникова, Старик молча указал в самый конец улицы. Дом был старый, с хлипкой летней терраской, прилепившейся сбоку. Неказистый, надо сказать, дом. А вот баня во дворе, как заметила Катя, открыв калитку, была новехонькой — могучий сруб из толстых бревен под железной крышей, с подслеповатым банным оконцем и липовой скамейкой — чтобы присесть после парной и любоваться чудесным видом на луга, нивы и пажити, попивая пивко или домашний квасок.
