Про любовь в Святом Евангелии сказано так: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…» (1 Кор. 13:4–8).
Мы просто воспитаны в отношении понятия «любовь» скорее на примере Кармен, чем на Евангелии, поэтому и путаем эти два постулата: «Меня не любишь ты, но люблю я, так берегись же любви моей» и «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15:13).
Любить — значит отдавать! Отдавать без сожаления тому, кого ты любишь, всё, что имеешь. Если нужно — самого себя, как это сделал Христос на Кресте, наглядно показав миру, что такое Любовь.
А страсть — это всегда потребность брать: «дайте мне, а то помру!» или «а то сам возьму!», причём «ни перед чем не остановлюсь»!
Это принцип жизни наркомана — лгать, красть, убить, если нет другого способа добыть предмет вожделения — наркотик, который на краткое время даёт иллюзорное ощущение псевдосчастья — «кайфа», отсутствие которого вызывает у такого несчастного человека мучительное страдание — физическую и психическую «ломку».
Вот почему наркоманию, наряду с алкоголизмом и многими другими «зависимостями», Церковь и называет словом «страсть»!
Кстати, о «синдроме Кармен» — эмоционально-эротическая зависимость от объекта вожделения является одной из самых сильных страстей, источником неисчислимых страданий и преступлений, как бы её ни романтизировала литература и другие виды искусства.
Особенно когда она угнетает душу зависимого от этой страсти в союзе ещё и с его уязвлённой гордыней, тщеславием, завистью и другими «душемучителями».
Вспоминайте вышеприведённое евангельское определение Любви и тестируйте им все чувства и желания, которые пытаются овладеть вашим сердцем под «брендом» любви, и тогда вы избежите того состояния души, которое Церковь именует страданием — «страстью»!
Был у меня в духовнической практике случай: приходит ко мне одна молодая женщина и говорит: «Батюшка! Есть один мужчина, я его так люблю, так люблю! А он любит другую женщину! Я решила — её убью, его убью, а потом себя убью!» — а глаза у неё прямо синим огнём горят!
Еле отговорил… Разве такая «любовь» от Бога? Бога, Который умер Сам, чтобы жили мы?
То же и с любовью к Богу — христиане готовы за свою веру умирать, а представители многих других религий — за свою веру убивать! Как говорят — почувствуйте разницу!
Все задумчиво молчали.
— Так вот, — продолжил Флавиан, — возвращаясь к вопросу о том, почему люди «религиозные» бывают менее сострадательными к ближним, чем люди не ведущие осознанную духовную и церковную жизнь, важно понимать следующее: религиозная жизнь человека может быть как реальной — внутренней, так и формально-показной, внешней.
Причём нередко переход от искреннего горячего богообщения к холодному обрядовому формализму происходит настолько тонко и незаметно, что вчерашний пламенный подвижник благочестия не успевает и заметить, как он становится обычным лицемерным фарисеем.
Кстати, ведь Господа нашего Иисуса Христа распяли как раз не просто «религиозные люди», а религиозная элита израильского народа — священники, архиереи, учёные богословы, монахи — можно в определённом роде таковыми считать секту фарисеев, впоследствии трансформировавшихся в нынешних хасидов-ортодоксов.
Именно те, кто должны были в силу своей религиозной образованности и особой приобщённости к церковной жизни первыми распознать в «Плотнике из Назарета» предвозвещённого пророками Мессию — Спасителя мира, именно они-то и отвергли Христа, оклеветали перед народом и убили.
Эти богоубийцы представляют собой «классический» пример того, как совмещение религиозной жизни с попустительством страстям преображает благочестивого человека в одержимого дьяволом монстра — по виду и по внешним признакам являющегося примером кротости и милосердия, по внутреннему же состоянию духа родственного демонам.
Ждать от такого «религиозного» человека проявления искренней доброты и сострадания бессмысленно.