— Те нельзя, — сказал Ваня и дал ему сорок пять копеек, поделив пополам имевшуюся наличность.
Рыжиков взял деньги:
— А иночевать… я приду.
Ваня с тоской вспомнил: нужно еще ночевать. Почему-то мысль об этой необходимости до сих пор ему не приходила в голову. Он даже растерялся:
— А где ночевать?
— Найдем. Здесь на вокзале не позволяют.
Рыжкиков деловой походкой направился вдоль по улице. Ваня снова опустился на ступеньки и загрустил. Солнце зашло за дома. Мимо Вани проходили люди, и никто не смотрел на него. На противоположном тротуаре шумела стайка детей, голос балованногй девочки сказал громко:
— А вон сидит маленький чистильщик.
Еще одна девочка загляделась на Ваню, но потом кто-то ее дернул, она засмеялась и побежала к калитке. Голос взрослой женщины сказал:
— Варя, твой суп простынет. Я тебе вторый раз говорю.
И балованная девочка запела:
— Первый, первый, первый!
Ваня подпер голову кулаком и посмотрел в другую сторону улицы. По ней возвращался усатый хозяин.
— Сидишь? — сказал он. — А тот где?
— Ушел, — ответидл Ваня.
— Да и тебе пора домой, никто больше чистить не будет. Только ты мне завтра резиновые набойки принеси.
Ваня спросил:
— А далеко отсюда лавочка?
— А тебе зачем? Покупать что будешь? Папиросы, наверное?
— Нет, не папиросы. А где она?
— Да вот тут за углом сразу.
Ваня сложил щетки и коробки, поднял ящик и отправился в лавочку.
Заночевали в соломе, и оказалось, что это вовсе не далеко. Нужно по той же улице пройти два квартала, перейти через переезд, потом еще немного пройти, а там уже начиналось поле. Может быть, и не настоящее поле, потому что впереди было еще несколько огоньков, но здесь, за последним домом, было просторно, шуршала под ногами трава, а чуть в стороне стояла эта самая солома. Вероятно, она стояла на пригорке, потому что отсюда хорошо был виден горящий огнями город. Совсем близко, на переезде, один фонарь горел очень ярко и сильно бил в глаза.
Ваня неохотно шел ночевать. Когда позади осталась последняя хата, он пожалел, что не поискал ночлега в городе. Но Рыжиков брел уверенно, заложив руки в карманы, посвистывая.
— Вот здесь, — сказал он. — Нагребем соломы, тепло будет. И к городу близко.
Ваня опустил ящик на землю, и не захотелось ему ложиться спать. Он начал рассматривать город. Было очень приятно смотреть на него. Впереди огни рассыпались по широкой площади, и было их очень много. Они казались то насыпанными в беспорядка, то обнаруживались в их толпе определенные линии. Выходило так, как будто они играют. Подальше начинался ряд больших домов, и во всех домах окна горели разными цветами: желтыми, зелеными, ярко-красными.
— Отчего это? — спросил Ваня. — То такие, а то такие.. окна?
— Чего это? — спросил Рыжиков, наклонившись к соломе на земле.
— Окна отчего такие? Разные?
— А это у кого какая лампа. Колпаки такие, абажуры. Это женщины любят: то красный абажур, то зеленый.
— Это богатые?
— И богатые, и бедные. Это из бумаги можно сделать. Бывает, абажур такой висит, а больше ничего и нет. И взять нечего. Только голову морочат…
— Украсть? — спросил Ваня.
— У нас не говорят «украсть», а говорят «взять».
— Я завтра пойду к этому… к Первого мая.
— И там можно кое-что взять. Если умно.
— А зачем?
— Ну и глупый ты! Совсем глупый! Как это «зачем»?
— Пойти туда жить, а потом взять?
— А как же?
— А потом в тюрьму?
— Это пускай поймают!
— А Игоря поймали.
— Потому что дурак. На почту лазит. Да ему все равно ничего не будет: несовершеннолетний.
Рыжиков гребнул солому из стога сена еще раз…
— У нас на станции сторож такой… так он умер, а тот, Мишкой его зовут, так он тоже в колонии Первого мая. И он писал письмо.
— Первое мая, — Рыжиков разгреб солому, помял ее ногами, растянулся. — Ложись лучше!
Ваня замолчал и стал укладываться.
На небе горели звезды. Соломенные пряди под ними казались черными, большими конструкциями.
***
Проснулся Ваня рано, но день уже наступил. Солнце вставало за стогом, Ваня лежал в тени, ему стало холодно. Он вскочил, подымая за собой солому, приставшую к нему, и посмотрел на город. Город сейчас был другой. Кое-где горели ненужные уже фонари, и ярко светился тот самый фонарь возле переезда.