— Если хотите, — ответил Степан Матвеевич.
— Иду, лечу! — вскричал Федор и действительно чуть ли не полетел по коридору.
— Я сосну, — сказал Валерий Михайлович. Вид у него был и в самом деле уставший.
— А я здесь буду, — сказал Иван и залез на свою полку.
В последнем купе еще не спали, хотя Тося и Зинаида Павловна лежали на полках, укрытые простынями. Инга сидела, словно и не собираясь спать. А вот Сашенька преспокойно спал, и ни до чего в мире ему еще не было дела.
— Давай немного поговорим, — предложила Инга.
— Давай, — согласился я. — А Сашенька?
— Идите, идите, — напутствовала нас Зинаида Павловна. — Мы посмотрим за мальчиком. — И тотчас же около ребенка оказалась Светка, продемонстрировав при спрыгивании с полки свои длинные голенастые ноги.
Мы вышли в тамбур.
— Артем, я боюсь, — сказала Инга.
— Ты, Инга, не бойся, — ответил я и прижал ее к себе.
— Я знаю, что не надо бояться, а боюсь все равно.
— Помогут нам, да и сами мы что-нибудь придумаем.
— Помогут, я знаю. Только я не об этом.
— Тогда о чем же, Инга?
— Я о Сашеньке…
— Ну, тут Зинаида Павловна все сделает. Счастливый она человек Все-то у нее получается, все-то она знает. И что за добрая душа!
— Да. Она очень добрая и много знает… А ведь у нее, Артем, муж и двое детей умерли недавно…
— Да ты что, Инга! — вскричал я. — Неужели правда?
— Правда, — сказала Инга тихо. — Она нам рассказывала. Ей на счастье других приятно смотреть. Вот она и хлопочет.
— Да что же с семьей-то произошло? Катастрофа какая?
— Нет, понимаешь, заболели и умерли.
— Трое в одной семье?! Да возможно ли такое в наши дни? Куда только медицина смотрела?
— Сначала старший сын от аппендицита. Потом муж. Сердечный приступ с ним произошел. А дочь от воспаления легких. Просто ужас какой-то.
— Не могу поверить.
— Она и сама до сих пор не может поверить. А уже полгода, как совершенно одна осталась. Она сейчас к матери в Старотайгинск ездила… Больно-то ей как. И как только такое может в жизни происходить? Невозможно это. Нет, невозможно.
— Да. Страшно. Вот так Зинаида Павловна! А кажется такой радостной, счастливой.
— Она просто держится. Нельзя, говорит, раскисать. Это на других людей действует. И все равно я не смогла бы так. Это какую волю нужно иметь, чтобы так жить?
— Не знаю… У тебя страхи начались после ее рассказов?
— Да нет. Тогда она еще ничего не рассказывала. Это просто… Так… Я ведь понимаю, что Сашенька появился как-то странно. Ну и что? Ведь он появился. Ведь он мой и твой. И пусть странно. В этом поезде все странно… А вдруг все это кончится, поезд станет нормальным и все исчезнет, и ты, и Сашенька? Боюсь я этого.
— Ну я, положим, никуда не исчезну. Я всегда с тобой буду. Время — странная штука. Не знаю, весь ли поезд или только я да ты, но мы точно побывали в другой реальности и встретились там когда-то в прошлом. На озере. Помнишь?
— Мне тоже кажется, что все это было на самом деле.
— Та реальность ведь отличается от нашей. Мы были другими. И события там происходили по-другому. А Сашенька у нас родился обычным способом, только мы этого не помним, потому что уже живем в своей, настоящей реальности. Так что за Сашеньку ты не беспокойся. А вот опасение у меня тоже есть.
— Какое?
— Понимаешь… Мама-то твоя что скажет, когда увидит нас троих?
— Обрадуется…
— Так уж и обрадуется! Уезжала одна, а приехала втроем. Валерка вон какой шум поднял.
— Валерка — другое дело. Его простить надо. Ему все прощать надо. Потому что он… понимаешь… он уже давно… Да и знала я, знала. Может, мне надо было вообще его к себе близко не подпускать и не разговаривать даже?
— Ну почему же уж и не разговаривать? Он вон как все в поезде организовал, и с дежурством, и с раздачей пищи.
— Это он может. Он и родился организатором. Только уж очень он сухой человек.
— Да нет, Инга. Мне этого не показалось. Хороший он парень. Мучается ведь, наверное, сейчас?
— Наверное…
Мы снова замолчали. Потом я спросил:
— Значит, ты уверена, что мать твоя ничего не скажет, не прогонит меня с Сашенькой?
— Да что ты! Да зачем же она тебя прогонять будет? Ведь это все нужно мне, а не ей.
— А отец твой?
