— Почему же? Они затребовали его. Особенно старался этот самодовольный осел Лука. Я велел ему убираться и добавил, что, если еще раз увижу его во главе заговорщиков, — отправлю его в тюрьму.
— Ну а потом?
— Не изображай из себя судью, Фьора! Ты этим раздражаешь меня! Я отменил свое распоряжение прикасаться к какой-нибудь могиле. После чего сказал, что Пацци будет захоронен там, где я пожелаю… А пока я прикажу перенести его в комнату.
— Это для того, чтобы твои слуги поняли, что ты лжешь?
Вспомнил бы лучше при этом о матери и жене.
— Их здесь уже нет, я отправил их на виллу Кастелло. Ну а что касается моих слуг…
— Ладно, забудем о них! Прикажи самым надежным из слуг подготовить закрытые носилки, которые будут сопровождать люди под командованием Саваджилио. Я увезу Карло к себе, во Фьезоле. Только Деметриос сможет вылечить его.
— Ты хочешь уехать сегодня вечером? Это же безумие!
Народ возмутится, увидев эти плотно занавешенные носилки!
— Они не посмеют задать ни одного вопроса просто потому, что все знают, что я твоя фаворитка.
Подумав мгновение, Лоренцо подошел к ней, обнял Фьору и, несмотря на легкое сопротивление, зарылся лицом в ее волосах.
— Тогда мы сделаем лучше! — сказал он шепотом. — Саваджилио останется здесь, а я провожу тебя.
— Ты сделаешь это?
— А почему бы и нет? Все знают о наших отношениях, тогда что же мешает нам действовать открыто? По пути я могу услышать только шуточки относительно ночи, которую проведу с тобой. И не говори ничего! Вспомни о моем письме: каждая ночь без тебя мне невыносима…
Однако в эту ночь Фьора не была так счастлива, как в предыдущие. Она просто позволила любить себя, не отвечая на ласки своего любовника. Может быть, из-за того, что она не ощущала себя действительно раскованной. В соседней комнате, которая пустовала до сегодняшнего вечера, спал Карло, принявший снадобье Деметриоса. У него были сломаны ребра, не считая царапин на лице и голове. Но его присутствие стесняло Фьору, и умелые ласки Лоренцо не могли отвлечь ее от этой мысли.
Удовлетворив страсть, Лоренцо заметил, что никакие попытки снова возбудить ее не привели ни к чему, и он растянулся в кровати, упершись взглядом в балдахин, освещенный мягким светом.
— Тебе следовало сказать мне правду, — вздохнул он. — Ты не любишь меня больше.
— А я никогда и не говорила, что люблю тебя. Как, впрочем, и ты.
— Но мне кажется, что я доказываю свою любовь на деле?
— Нет. Ты доказываешь, что только желаешь меня, мое тело, но твое сердце при этом молчит, — заметила Фьора.
— Однако я ревнив, и несколько часов назад я чуть было не придушил этого несчастного.
— Неужели ты меня к нему ревнуешь? Ты же отлично знаешь, что между нами никогда ничего не было и быть не может!
А может, тебя выводит из себя то, что он из рода Пацци?
— Может быть. Хотя он вызывает во мне скорее жалость.
Но что ты испытываешь ко мне, Фьора?
— Честно говоря, не знаю. Но мне нравится твоя любовь.
И мое тело тянется к твоему, когда ты приближаешься ко мне.
— Но не сегодня вечером, во всяком случае!
— Согласна. Но не следует сердиться на меня: день был трудным.
— А может, тебя стесняет присутствие Карло?
— Да, это так! Я испытываю какое-то странное смущение, словно мы были на самом деле женаты.
— Если бы дело заключалось только в этом! — воскликнул Лоренцо.
Вскочив с постели, он завернул Фьору в простыню вместе с несколькими подушками, несмотря на ее протесты. Выйдя из спальни, он спустился по лестнице, пересек вестибюль и побежал по саду, еще мокрому от дождя, к гроту, в котором Франческо Бельтрами нравилось когда-то уединяться в жаркие летние дни. В центре сада находился маленький фонтан с головой льва, из которого лилась вода, так успокаивавшая когда-то негоцианта. Лоренцо бросил подушки на траву и опустился на них вместе со своей драгоценной ношей.
— Вот, — весело сказал он, — никого поблизости нет! Теперь мы будем любить друг друга.
Фьора не смогла сопротивляться. Возбужденная пылкими ласками, она позволила страсти взять над собой верх.
На следующий день благодаря стараниям Лоренцо маленький грот, украшенный лилиями, атласом цвета морской волны и ковром голубых тонов, стал похожим на очаровательное любовное гнездышко. Их близость приобрела новый оттенок, и возлюбленные чувствовали себя словно в первозданном саду.
