В ее глазах появились слезы.
– Вы серьезно?
– Очень даже.
Нижняя губа Эшли дрожала, но она, в конце концов, справилась, чтобы не упасть в обморок:
– Спасибо.
– И еще. Я сам почти не верю, что говорю это, но… Я не хочу больше злиться на тебя. Я, конечно, не оправдываю тебя за то, что ты делала за рулем в тот вечер, но я знаю… Я знаю, ты попала в аварию не намеренно. Время от времени мы все совершаем ошибки. Иногда большие. Нам просто надо извлекать опыт из них и потом двигаться дальше.
– Он пытается сказать, что…
– Хоуп. Правда, я сам. – Я откашлялся. – Я пытаюсь сказать, что это испытание тяжело для меня, но только недавно я начал думать, что, вероятно, тебе так же плохо. Может быть, даже тяжелее. Мне никогда не нравилась фраза «прости и забудь», потому что я не думаю, что мы когда-либо вообще прощаем. Но я почти верю, что, простив, мы, может быть, сможем вспоминать о былом со спокойствием в душе. Поэтому… я подхожу к самому главному. Я хочу, чтобы ты знала, что я прощаю тебя.
Как только эти слова сорвались с моих губ, я почувствовал, словно справился с огромным грузом. Словно я каким-то образом стал свободным. Я прижал к себе Хоуп, обняв ее за плечи рукой.
– Мы прощаем тебя.
Я никогда бы не смог предположить то, что произошло потом. Эшли сложилась, как тряпичная кукла, и упала на колени, превратившись во фланелевую кучку. Во время падения, чтобы удержаться, она оперлась на руку, которую до этого прятала за спиной. Когда рука коснулась паркета, из нее выпала вещь, которую она прятала. За долю секунды пол в прихожей покрылся маленькими желтыми таблетками. Хоуп открыла рот. Я тоже. Вначале я подумал, что Эшли перестала дышать. Возможно, так и было в течение нескольких секунд. Но затем она начала рыдать – громкие душераздирающие рыдания, которые просто больно было слышать.
– Я… так… раскаиваюсь! – причитала она. – Так… раскаиваюсь!
Потребовалось несколько минут, чтобы успокоить ее, поднять с пола и отвести на диван в гостиную. Пока я собирал с пола таблетки, Хоуп присматривала за Эшли, тихо разговаривая с ней и уверяя, что все хорошо. Когда я бросил первые несколько таблеток в коробочку, в которой они находились, я обнаружил внутри еще кое-что. Туго скрученный листок бумаги, похожий на миниатюрный свиток. Это было написанное от руки сообщение, которое навсегда оставит неизгладимый след в моей памяти.
Как только я его прочитал, я тут же попросил у Эшли рабочие номера телефонов ее родителей. Первой, кому я дозвонился, была миссис Мур. Я быстро обрисовал ей все, что случилось, и она сказала, что постарается приехать домой как можно скорее. Потом я до боли в глазах все перечитывал и перечитывал эту записку. Когда я читал ее уже в пятый раз, Хоуп застала меня плачущим и спросила, все ли в порядке. Все, на что я был в тот момент способен, это едва заметно кивнуть головой.
* * *
«Дорогие мама и папа, пожалуйста, отдайте эту записку мистеру Брайту. Уверена, что вы захотите, чтобы он узнал… Господин Брайт, Вы были правы, но Вы уже знаете об этом. Я была дура, что писала сообщения, находясь за рулем. Это был порыв. Мой парень морской пехотинец и сейчас служит в Афганистане. Он как раз прислал мне сообщение, что он в безопасности. Я знала, что он находится в каком-то опасном городе и более недели ничего от него не получала. Я так обрадовалась, что не могла удержаться, чтобы не ответить. Это было глупо и безответственно. Я очень раскаиваюсь в этом. Прошедший месяц был адом кромешным. Меня постоянно мучили ночные кошмары про аварию, Анну и особенно про то, что Вы мне сказали. Каждый день у меня возникало желание умереть. Это должно было случиться со мной, а не с Вашей женой. Я виновата в том, что произошло. То, что я сделала с Вашей семьей, – непростительно! Я не могу больше жить с чувством вины. Мне кажется, что каким-то образом справедливость восторжествует, когда меня не станет. Так будет честно. Если Анне суждено умереть, тогда я тоже должна. Эшли Мур.
P.S. Мама и папа, я люблю вас, и я прошу прощения».