Философская пропедевтика - страница 15

Шрифт
Интервал

стр.

§ 11

Владение становится собственностью, законным, если все другие признают, что вещь, которую я сделал своей, моя, равно как и я признаю владение других их владением. Мое владение признается, потому что оно – акт свободной воли, которая внутри самой себя есть нечто абсолютное и в которой всеобщим является то, что воление других я тоже рассматриваю как нечто абсолютное.

Пояснение. Владение и собственность – это два различных определения. Отнюдь не всегда владение и собственность связаны. Можно иметь собственность и в то >{41}же время не владеть ею. Если я, например, кому-то другому ссудил что-нибудь, то оно остается моей собственностью, хотя я уже этим и не владею. Владение и собственность входят в то понятие, что я имею господство над чем-нибудь. Собственность представляет собой правовую сторону этого господства, а владение – только ту внешнюю сторону, что нечто вообще находится в моей власти. Правовое есть сторона моей абсолютной свободной воли, объявившей нечто своим. Эту волю другие должны признать, поскольку она существует сама по себе и поскольку ранее указанные условия соблюдены. Собственность имеет, таким образом, внутреннюю и внешнюю сторону. Первая – это акт воли, который должен быть признан, как таковой, вторая же, взятая сама по себе, представляет собой вступление во владение. Будет ли вступление во владение признано другими, это кажется случайным, иначе говоря, произвольным. Однако оно должно быть признано, ибо такова природа самого дела. Признание основано не на взаимности. Я признаю не потому, что и ты признаешь, и наоборот, а природа самого дела служит основой этого взаимного признания. Я признаю волю другого потому, что она сама по себе должна быть признана.

§ 12

Я могу отчуждать от себя (mich entäußern) свою собственность, и она благодаря моей свободной воле может перейти к другому.

Пояснение. Хотя мои силы и способности и являются более всего принадлежащей мне собственностью, но они тоже имеют внешнее выражение. Согласно абстрактному определению, они внешни уже постольку, поскольку я могу отличить их от себя, от простого Я. Но и сами по себе они суть единичные и ограниченные силы и способности, не составляющие самой моей сущности. Моя сущность, сама по себе всеобщая, отлична от этих особенных определений. Наконец, они являются внешними в их применении. Именно применяя их, я превращаю их во внешнюю форму, и произведенное ими есть нечто внешне существующее. В применении нахо>{42}дится не сила, как таковая; она сохраняется, хотя она выявила себя и превратила это свое выявление в некоторое отличное от нее наличное бытие. Это выявление силы есть нечто внешнее постольку также, поскольку представляет собой нечто ограниченное и конечное. Если нечто является моей собственностью, то хотя я и связал его со своей волей, но связь эта не абсолютна. Ибо если бы связь эта была такой, то моя воля должна была бы по своей сущности находиться в этой вещи. Но я превратил свою волю здесь только в нечто особенное, и могу, так как воля моя свободна, эту особенность снова снять.

§ 13

Неотчуждаемы те блага, которые не столько являются моим владением или собственностью, сколько образуют мою собственную личность, иначе говоря, содержатся в моей сущности, как например, свобода воли, нравственность, религия и т.д.

Пояснение. Отчуждаемы только внешние уже по своей природе блага; личность, например, я не могу считать чем-то внешним для меня, ибо отказаться от своей личности – значит превратить себя в вещь. Но такое отчуждение было бы недействительным. Тот отчуждал бы свою нравственность, кто дал бы другому, например, обещание совершать по его приказу всевозможные действия, как преступные, так и безразличные, все равно. Но такое обязательство не может иметь никакой силы, ибо оно включает в себя свободу воли, обладая которой каждый должен отвечать за себя сам. Нравственные или безнравственные деяния – это собственные поступки того, кто их совершает, и в силу этого я не могу их отчуждать. Я не могу отчуждать и свою религию. Если бы община или же отдельный человек предоставили кому-нибудь третьему определять, что должно составлять их веру, то это было бы обязательством, от которого каждый мог бы отказаться. Причем по отношению к тому, перед кем я взял на себя такое обязательство, это не было бы несправедливостью, так как то, что я ему предоставил,


стр.

Похожие книги