Многочисленные проявления искусства и культуры мы находим в крупных центрах нагуаского возрождения, прежде всего в Тецкоко и Теночтитлане. Сами конкистадоры, в своем большинстве народ грубый, были поражены, как об этом свидетельствуют рассказы Ф. Кортеса и Б. Диаса, изумительной архитектурой озерного города с его большой площадью и каменными зданиями, а также строгой военной, социальной и религиозной организацией индейцев.
Однако другие, более скрытые стороны культурной жизни нагуа выпали из поля зрения конкистадоров и были раскрыты лишь первыми миссионерами-монахами, и главным образом такими, как Олмос, Мотолиниа, Саагун, Дуран и Мендиэта. Им, движимым исследовательским стремлением, пришлось проникнуть довольно глубоко, чтобы наряду с другими вещами увидеть шедевр индейского гения: их хронологию. С ее помощью и удалось впоследствии обнаружить великие космологические мифы — основу нагуаской религиозности и мысли. Со слов самых старых индейцев они записали выучиваемые в школах: в Калмекак или в Телпочкалли — классические торжественные речи и обращения к народу, песни, которые пелись в честь богов, древние приговоры судей, поговорки и пословицы.
Особенно выделяется здесь Фрай Бернардино де Саагун, который, использовав данные, представленные Олмосом и первыми двенадцатью монахами, прибывшими в Новую Испанию, а также созданный им самим метод исторического исследования, сумел составить на языке нагуатл огромную, на сотнях листов, информацию, полученную из уст индейцев, которая послужила ему документальной основой при написании его «Всеобщей истории событий Новой Испании», подлинной энциклопедии знания нагуа.
Впоследствии другие исследователи в значительной степени дополнили образ нагуаского мира, данный Саагуном. Фрай Хуан де Торквемада, опиравшийся в своих исследованиях на Мендиэта, дал ценные, несмотря на докучливые отклонения, сведения. Хуан Баутиста Помар и дон Фернандо де Альва Ихтлилхочитл, рассказывая каждый о своей родине, подробно повествуют нам в своих историях о величии Тецкоко. Диэго Муньёс Камарго — об истории Тлакскалы и дон Эрнандо Альварадо Тесосомок в двух своих хрониках: Мексиканской и Мехикайотлской — о славе Мехико-Теночитлана. Д-р Алонсо де Сурита, слушатель Королевской Аудиенции, собрал данные о своеобразной форме правосудия и права, господствовавших у нагуа. Д. Франсиско Эрнандес, врач Филиппа II, дополнил работу Саагуна в части, касающейся древней ботаники и медицины, и П. Хосе де Акоста собрал интересные сведения о некоторых особенностях и природных богатствах территории, населенной нагуа{[4]}.
Многое написано на основе источников этих хронистов и исследователей. Современные археологические открытия также проливают свет на историю нагуа. В результате этого в наше время уже никто не сомневается, что у народов нагуа существовала изумительная архитектура, искусство скульптуры, рисования кодексов, точная наука о времени, отраженная в двух их календарях, сложная религия, суровое, но справедливое право, организованная торговля, могущественный военный класс и определенная система воспитания, им известно было применение в лечебных целях сведений из ботаники; в общем, у них была одна из тех немногих культур, которой, как говорит Жак Сустель, «человечество, будучи ее создателем, может гордиться»{[5]}.
Тем не менее в культуре нагуа имеются два момента, которые долгое время оставались совершенно забытыми, несмотря на их огромную важность. Мы имеем в виду существование у нагуа литературы и строго философской мысли.
Существование подлинных литературных произведений на языке нагуатл является в настоящее время известным и доказанным фактом главным образом благодаря терпеливым исследованиям превосходного нагуаского исследователя д-ра Анхела М. Гарибай К., который выявил некоторые наиболее характерные образцы этой литературы. И нет необходимости говорить о том, каким образом эти произведения дошли до нас на своем языке и в их первоначальной форме, так как уже сам д-р Гарибай тщательно занимался этим в своей «Истории нагуатлской литературы» — основном произведении, являющемся исходным пунктом всех исследований по этой теме{[6]}.
