По существу изложенный метод есть пример прогнозной реакции интеллекта, которая является следствием развития во времени структурной топологии идей и информации в условиях, когда сама информация содержит значительное число неизвестных параметров [58].
Полученные результаты в области ССЭР СОЖ можно сравнить с экспериментальными, приводимыми, например, на научно-практической конференции «Социальная защита населения в условиях рыночной экономики», состоявшейся в г. Новосибирске 29 мая 1991 г. Так, потребительский рынок города, по данным теории, имеет ККМ = 0,18 в условиях СОГ. По данным докладчика Л.М. Рувинской, эти величины для сферы города, где выделены группы лиц социально слабо, средне, хорошо обеспеченных, соответственно, составили: 383/1017 = 0,38; 741/1372 = 0,54; 761/2332 = 0,33 (стоимость продуктовой корзины до повышения цен в числителе, в знаменателе — относительные цены после повышения в руб.). Наблюдаемые величины больше минимального значения ККМ СОГ в СОЖ (0,18).
Организация торговли продовольствием и товарами культурно-бытового назначения имеет ККМ = 0,7. По данным докладчика В.А. Федорова, эта величина, например, по картофелю и мясу выше критической, т.е. равна 0,8–0,82, но ниже граничного значения по трикотажу — 0,61–0,52 по сравнению с данными предыдущего года.
Приведенные примеры свидетельствуют о пригодности разработанной схемы расчета для оценок социальной обстановки сфер общественной жизни, а сама философия интеллекта «как реальный идеализм» может служить примером исключительного многообразия форм его приложения для решения вполне конкретных и весьма абстрактных задач, в которых целое и частное проявляются как единство противоположностей.
Глава 5. Интеллектуальные продукты и интеллектуальный рынок
Как тоскливо мне в палевых тенях
Белых саванов бледных берез,
Видишь, тянутся души растений
Одолеть безнадежности грез,
Чтобы сини туманов и хмари
Дали путь тем, кто в жизни устали.
С.А. Кутолин. Осенний ритм. Сб. «Дождь сонетов».1986
Формирование социоэнтропических групп (СЭГ) как творческий способ выживания [59] предусматривает существование «интеллектуального продукта» и «интеллектуального рынка» того социокультурного развития общества, которым определяются состояние, динамика взаимоотношений членов общества не только в плане реализации имитационно-игровой модели по типу: товар – деньги – товар, но и в плане выживания СЭГ по типу: интеллектуальный продукт – товар – деньги – товар. Становится совершенно ясно, что социокультурное развитие общества, где имеет место гармоническое развитие и социальных, и культурных отношений взаимодействия членов общества, подразумевает далеко не чисто потребительское отношение к интеллекту. Иначе и быть не может. Картина как произведение искусства (Дюрер, Гейнсборо, Ренуар) не только товар, и даже не столько товар, сколько чистый интеллектуальный продукт, отражающий интеллект автора, т.е. его критичность и самостоятельность мышления в понимании не факта-объекта изображения, но осмысливания истины как прекрасного, овеществленного в картине. И если истина проявляется в прекрасном, то это, разумеется, не значит, что она не может появиться в одеждах, далеко не приличных для моралистов (Бодлер «Цветы зла», Лоренс «Любовник леди Чаттерлей»). Единство психологии, гносеологии и логики в этом случае, определяемое как интеллект, содержится в продукте интеллекта. Продукт интеллекта еще не товар. План изобретения телевизора — еще не продукт в форме товара, но это уже продукт рефлексии, т.е. мыследеятельности, и смысловых связей в решении проблемных ситуаций, т.е. парадигм.
Оборотная сторона медали в процессе создания товара в отличие от интеллектуального продукта обычно заключается в недостаточной интенсивности труда. Для интеллектуального продукта характерно практически отсутствие недостаточности интенсивности и умышленной вялости труда. Интеллектуальный продукт зачастую обладает недостатком практической «красивости», т.е. того, что критикует, например, ленинизм: «Не будьте поэтом, говоря о социализме! ... Например, нам ничего не стоит выпалить, что через 5–6 лет у нас будет полный социализм, полный коммунизм, полное равенство и уничтожение классов. Услышав такую болтовню, не стесняйтесь вопить и кричать: „Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори бессмыслицы!“... Давая волю языку, я тоже могу ляпнуть, что в самом непродолжительном времени, даже меньше десяти лет, мы войдем в царство коммунизма. Не стесняйтесь и в этом случае, хватайте меня за фалды, из всей силы кричите: „О, друг мой Аркадий, об одном прошу, не говори так красиво“.» (Валентинов Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. М.: Современник, 1991. C. 275.) В ряде случаев такая «красивость» может являться и является политическим «товаром»: «Но вот наконец воцаряется косоглазый, картавый, лысый сифилитик Ленин, начинается та эпоха, о которой Горький незадолго до своей насильственной смерти брякнул: „Мы в стране, освященной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина!“» (Бунин И. Окаянные дни. М.: Молодая гвардия, 1991. C. 277–278.)
