Круто изменился характер дискуссии, проходившей в 20-е годы (о ней см.: Алексеев П. В. "Дискуссия с механистами по проблеме взаимосвязи философии и естествознания (вторая половина 20-х годов)" // "Вопросы философии", 1966, № 4; "Диалектики и механисты" // Словарь "Русская философия". М., 1995). Если сначала эту внутринаучную и философскую дискуссию можно было (хотя и несколько условно) считать "свободной", то с лета 1930 г., когда была опубликована в "Правде" "статья трех" -Митина, Ральцевича, Юдина, и особенно с конца 1930 года - после беседы Сталина с бюро ячейки Института Красной профессуры, философии и естествознания (при обсуждении этой беседы первым докладчиком был М. Б. Митин). Она стала носить явно антидемократический, политизированный характер. Профессор Я. И. Лифшиц, подобно многим другим политизированным ученым, относительно спорящих сторон по философским проблемам медицины писал: представители меньшевиствующего идеализма и механицизма являются агентами троцкизма и правого уклона в медицинском лагере" ("Диалектический материализм и медицина" // "Врачебное дело", 1931. № 19 - 20. Стб. 1001). Происходило насаждение политического антагонизма в философии и всей науке. Предпринимались попытки превратить философию в придаток политической партийной линии, в служанку политики. Наука, как и философия, насильственно превращалась в военизированный "фронт". Устанавливалась единозначная связь: "диктатура пролетариата (одна политика)" - "монополизм одного направления в науке" - "диктатура одного направления в философии". Приведем несколько подобных положений. И. И. Презент, осваивавший "новую" биологию Т.Д. Лысенко и ставший политическим и методологическим его советником (он кстати, никогда не был философом), заявлял: "Всякая истина классова... всякая научная теория классова" ("Классовая борьба на естественно-научном фронте". М.; Л. 1932, стр. 7). "Классовая борьба находит всегда политическое выражение в борьбе партий, а на фронте науки - в борьбе направлений" (Л. Звонов. "Партийность философии", Л., 1932. С. 30). "В классовом обществе всякая теория, наука и философия так или иначе... прямо или косвенно, сознательно или бессознательно связаны с практикой классовой борьбы и так же прямо или косвенно, сознательно или бессознательно в классовом обществе всякая наука и философия защищают интересы того или иного класса. Вот почему... борьба течений в науке и философии, которой заполнена их история, есть по существу борьба партий, защищающих и выражающих интересы и мировоззрение стоящих за их спиной классов" (Т. Ищенко. "Краткий философский словарь". М; Л., 1931. С. 134). Несколько ранее (1929) аналогичное хотя и несколько иное по форме положение уже встречалось в печати: "Диктатура марксизма есть руководство марксизмом всей областью строительства, жизни и знания, в частности, всей областью научного исследования" (Г. К. Баммель. "На философском фронте после Октября". С. 183). В начале 30-х положение о диктатуре марксизма в философии и науке оказывались опасным даже ставить под сомнение.
Тоталитаризм заставил даже переводчиков философских текстов Маркса и Энгельса с немецкого языка служить укреплению "монолитности" режима. Например, в "Диалектике природы" Ф. Энгельса написано: "Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия.
Вопрос лишь в том, желают ли, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями" (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 20. С. 525). В начале же 30-х годов эта цитата Ф. Энгельса переводилась совсем по-другому: "Как бы ни упирались естествоиспытатели, но ими управляют философы" (цит. по изд. 1931 г., стр. 134). Несогласие с этим положением в теории или на практике могло истолковываться тотчас как "антимарксизм". Кому-то уж очень хотелось, чтобы устами Ф. Энгельса функции единого мировоззренческого и политического руководства естествоиспытателями были бы переданы философам, а от их лица - "самому выдающемуся" философу - Сталину.
