Так они шли час за часом, пока ночь не пришла на смену сумеркам, а потом сменилась белесым рассветом. Они шли все на север, к Красному Дикобразу, отвоевывая каждую милю пути у безжалостного арктического ветра. И когда они достигли замерзшей полоски, которая была Красным Дикобразом, Де-Бар поднял обе руки к свинцовому небу и голосом, в котором трепетало глубокое волнение, сказал:
— Благодарение судьбе, ибо это конец.
Он побежал, и за ним рысью побежала собака. Филипп тоже ускорил шаг. Он спрашивал себя, уже не первый раз за сутки, не сошел ли Де-Бар с ума. Пройдя пятьсот ярдов по руслу реки, Де-Бар остановился, вгляделся в окутанный сумраком берег, повернулся к Филиппу и заговорил глубоким, дрожащим голосом:
— Смотрите, смотрите туда. Я нашел ее, Филипп Стил. Что это значит? Я прошел более семидесяти миль по горам, и я нашел ее, хижину Пьера Торо. Стил, из десяти тысяч раз это могло мне удаться однажды. — Он схватил Филиппа за руку, и его голос зазвенел торжеством. — Говорю вам — это значит, что бог… или как это у вас называется… со мной…
— С нами, — сказал Филипп.
— Со мной, — повторил Де-Бар с таким жаром, что Филипп невольно воззрился на него. — Это почти чудо, это — знамение. Это значит, что я буду победителем. — Его пальцы еще сильнее стиснули руку Филиппа, и он заговорил мягче: — Филь, я полюбил вас, и если вы любите звезды, ветер, если вы любите жизнь и боитесь смерти, возьмите тут пищи и идите обратно. Я говорю вам это, Филь, потому что если вы останетесь и будете драться со мной, то может быть только один исход. Я убью вас.
Глава XII. БОРЬБА И СТРАННЫЙ ГОСТЬ
Кровь закипела в жилах Филиппа при этих словах. Он громко рассмеялся и сбросил руку «аутлоу» со своего плеча.
— Я не боюсь смерти, — крикнул он гневно. — Не считайте меня ребенком, Вильям Де-Бар. С каких пор вы стали верить в знамения?
Он тотчас же пожалел о своей резкости, ибо в тоне, которым ему ответил Де-Бар, не было ни гнева, ни обиды.
— Я убил троих, Филь, и я участвовал в повешении еще троих, но я верю в мировую справедливость, несмотря на все законы, фабрикуемые в Оттаве.
Хижина маячила под сенью сосны темным пятном. Добравшись до нее, они увидели, что окна и дверь занесены снегом.
— Пьер ушел, — пробормотал Де-Бар, разгребая снег. — Он ушел на Новый год в форт Смит и с тех пор не возвращался.
На двери не было ни замка, ни засова, и они вошли внутрь. Было так темно, что они не могли ничего разглядеть, и Де-Бар чиркнул спичкой. На столе стояла жестяная керосиновая лампа, он зажег ее, и она осветила уютную комнатку в двенадцать квадратных метров с двумя койками, несколькими стульями, столом и печкой из листового железа, позади которой были навалены нарубленные дрова. Де-Бар указал на полку, на которой стояли в ряд придавленные несколькими палками жестянки.
— Еда, — сказал он.
А Филипп прибавил, указывая на дрова и огонь.
— Огонь… и еда.
В его голосе звучало что-то такое, что Де-Бар не мог не понять, и пока Филипп набивал печку дровами, а Де-Бар рылся на полке, царило тяжелое молчание.
— Тут есть галеты и вареное мороженое мясо, — сказал он, — и бобы.
Он поставил несколько жестянок на печку и сел перед гудящим огнем, который уже начал распространять жар. Он протянул к нему свои заскорузлые руки, дрожавшие и синие от холода, и взглянул на Филиппа, стоявшего против него.
Он не говорил ни слова, но в его глазах было такое выражение, что Филипп не удержался и крикнул, уже не пытаясь скрыть свое волнение:
— Де-Бар, я многое бы дал за то, чтобы все уже было окончено.
— И я тоже, — сказал Де-Бар.
Он потер руки и хрустнул пальцами.
— Я не боюсь и знаю, что вы тоже не боитесь, Филь, — продолжал он, уставившись в печку. — И все же я хотел бы, чтобы все уже было окончено. Я бы лучше провел здесь год-два, чем вас убивать.
— Убить меня? — крикнул Филипп, снова воспламеняясь.
Спокойный голос Де-Бара и его необыкновенная самоуверенность заставили Филиппа покраснеть от гнева. — Вы опять говорите со мной, как с ребенком, Де-Бар. Я имею приказ доставить вас живым или мертвым, и я это сделаю.
— Не будем ссориться, Филь, — ответил ему «аутлоу» так же спокойно. — Мне бы хотелось, чтобы моим противником были не вы, а кто-нибудь другой. Я бы с большей охотой убил полдюжины людей, чем вас.