Рекс решил, что подобной информации с него достаточно.
— О'кей. Перейдем к делу. Кто вы такой? И что вам нужно?
— Я один из тех, кто хочет, чтобы вы приняли предложение Роже, — сказал Циммерман. — И между делом помогли бы кое в чем нам.
— О нет!
— О да!
— Понятно. И сейчас вы предложите мне кучу денег.
Собеседник Рекса покачал головой и вялым взмахом руки указал на обстановку комнаты, в которой они находились.
— Разве похоже на то, будто у меня денег куры не клюют, а, Бадер?
— Тогда чего ради я должен соглашаться на отнюдь не увеселительную прогулку в Советский комплекс, когда уже отклонил полдюжины других предложений, каждое из которых сулило мне… — как он там выразился?.. — вознаграждение, о котором я даже и не мечтал?
Циммерман улыбнулся.
— Наверняка Темпл Нормам, — сказал он. — Отвечу вам так: по вашему досье нам показалось, что вы можете согласиться.
— Опять мое досье? Его что, кто-нибудь размножил и продает на каждом углу?
Циммерман хихикнул.
— У нас есть доступ к Национальному банку данных, — пояснил он. — Мы пользуемся им только в крайних случаях. Мы соблюдаем закон о неприкосновенности досье гражданина.
— У кого это «у нас»?
Хозяин комнаты откинулся на спинку кресла и сунул руки в карманы. Потом спросил торжественно:
— Рекс Бадер, верите ли вы в демократическую этику?
— Верю, но, по-моему, от нее мало что сегодня осталось. Да и существовала ли она когда-нибудь вообще?
Циммерман кивнул.
— Печально, но факт. Скажите, Бадер, вы никогда не пытались понять должнократию как социально-экономическую систему?
— Вот уже несколько дней, как все подряд мне втолковывают, что это такое. Честно говоря, у меня уши начинают вянуть.
— Она хорошо послужила обществу, как и все другие системы до нее. Но ее время вышло.
— Сколько раз можно повторять: меня не интересует политика!
— Меня тоже. Ни в какой степени.
— Тогда кто же вы такой? Что вам нужно? Во что вы хотите меня втянуть?
Циммерман произнес, не меняя позы:
— Бадер, вы читали что-нибудь о технократах?
— Нет, и впервые слышу это слово.
— Эта организация появилась где-то около 1930 года. Всеми делами у них заправлял парень по имени Говард Скотт. А теории их частично основывались на работах Торстейна Веблена.
— Вот его я читал.
— Да, я знаю. «Теория праздного класса» и «Инженеры и система цен».
Рекс воззрился на собеседника.
— Это-то вам откуда известно? Я читал Веблена лет десять назад.
— Вы забыли, что мы живем в компьютеризованном мире, Бадер. Мне следовало сказать по-другому: я знаю, что вы посылали на них запрос. Читали вы их или нет — это уже другое. Кстати сказать, компьютеры хранят сведения обо всех когда-либо заказанных книгах — для статистических подсчетов.
Рекс изумленно покачал головой.
— И что же, вы проверили все книги, которые я заказывал?
— Лишь со времени вашего совершеннолетия. Но пойдем дальше. Социально-экономическая система, идею которой отстаивали технократы, во многом схожа с должнократической. Они именовали гигантские базы своей системы функциональными последовательностями, но по сути это не что иное, как современные транскоры. Инженеры же, которые должны были управлять этими сверхкрупными компаниями, — это наши должнократы, и положения своего они, как предполагалось, будут достигать тем же манером, то бишь назначаться сверху. Как видите, эта система не имеет ничего общего с идеей демократической этики.
— Причем здесь назначение на должность официального лица и демократия?
— Дойдем и до этого. У должнократии, Бадер, имеется великолепный способ обезоруживания потенциальных врагов. Она принимает в свои ряды лучших представителей низших классов и соблазняет на это самых предусмотрительных из богатых акционеров. Зарплата высших чинов должнократии так велика, что поневоле задумаешься, где лучше: у них или среди членов старых предпринимательских семей.
— Это новое явление в политической экономии, Бадер. В эпоху должнократии лучшие представители как высшего, так и низших классов, то есть наиболее способные возглавить восстание, уходят к должнократам. Хотите пример? При феодализме третье сословие едва ли могло рассчитывать на слияние с классом феодалов. Отдельные случаи, конечно, бывали, но только отдельные. Что из этого следует: то, что лучшие умы третьего сословия остались при нем и начали плести заговоры по свержению феодализма. Англичане оказались почти единственными, кто понял опасность такого положения вещей; они стали возводить в рыцарское достоинство и делать лордами наиболее выдающихся буржуа и даже рабочих. Дело дошло до того, что в Палате Лордов почти не осталось пэров.
