Твердо убедив себя, что действует исключительно в интересах жены, Гарет Фортескью гордо вышел из гостиной и отправился сообщить Люси о своем блестящем и благородном решении.
— Но, Гарет, Джулиан ведь нас не приглашал, — Люси повернула голову от секретера в своем будуаре и, к своему ужасу, уронила перо на ковер. — Мы не можем явиться без приглашения.
— О! Что за чепуха! — Гарет отмел ее возражения легким взмахом руки. — Он твой брат и будет в восторге от того, что увидит тебя. Джулиан не видел тебя со времени свадьбы, да и тот визит был мимолетным, он так спешил обратно в полк.
— Да… но… но, Гарет, как насчет этой испанской леди? Если бы он хотел, чтобы я приехала, он бы попросил меня об этом.
— Он не хотел мешать твоему летнему отдыху, связывать тебя какими-то обязательствами, нарушать твои планы, — без смущения заявил Гарет. — Ведь в конце концов мы совсем недавно вернулись домой после медового месяца.
Он улыбнулся и потрепал ее по подбородку;
— Возьми это на себя, Люси, он будет тебе благодарен за помощь. Ты сможешь развлекать его гостью. Кроме того, раз он принимает незамужнюю даму, ему нужна хозяйка в доме, даже если он ей вроде опекуна. Твой приезд будет для него в помощь и в радость.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее.
— А теперь будь хорошей девочкой и организуй все так, чтобы мы могли уехать в конце следующей недели. Будем путешествовать медленно, чтобы ты не очень утомилась.
— О Боже, — пробормотала Люси, когда дверь за мужем закрылась. Хоть ей и приятно видеть Гарета таким веселым и внимательным, она хорошо знала брата и была уверена, что визит без приглашения ему не понравится. Он не одобрял поведения Гарета, и иногда у нее являлось подозрение, что и сам Гарет не особенно ему нравится. Когда Джулиан разговаривал с Гаретом, его ярко-синие глаза становились холодными и жесткими, то же случалось даже при одном упоминании имени ее мужа. Кроме того, Джулиан всегда был с ним безукоризненно вежлив, как если бы тот был всего лишь знакомым.
Люси случалось видеть брата с его друзьями и слышать, как он с ними говорит, и она знала, как он презирает то, что называл «светским отребьем»: мужчин, расточавших свою жизнь и силы на вечера в клубах Сент-Джеймса и на то, чтобы увиваться за светскими красавицами и богатыми наследницами, ставшими модными в этом сезоне.
Она вздохнула, снова повернулась к секретеру и вытащила оттуда листок плотной бумаги любимого ею бледно-голубого цвета. Люси сидела так, покусывая перо, и пытаясь придумать тактичный способ сообщить брату об их неотвратимом прибытии в Тригартан.
А как насчет этой испанской леди? Какая она? Молодая? Вероятно, если отец оставил ее на попечение Джулиана. Было вовсе не похоже на Джулиана принимать на себя такие обязательства, но он обладал гипертрофированным чувством долга. Возможно, отец этой леди спас ему жизнь или сделал что-нибудь, столь же обязывающее к благодарности. Интересно, красива ли она? И как примет корнуолльское общество столь экзотическое существо? Они привыкли жить в замкнутом пространстве, имея мало связей с внешним миром за пределами корнуолльской земли.
Может быть, эта испанская сирота даже не говорит по-английски?.. Все это было в высшей степени необычно. Теперь, сжигаемая любопытством, Люси начала писать быстро, почти убежденная словами Гарета о том, что, возможно, брату требуется в доме хозяйка, раз он принимает гостью и ее надо развлекать. Она была бы счастлива принять на себя обязанности хозяйки, если так угодно ее дорогому брату, и ждет с нетерпением свидания с ним после столь длительной разлуки. Она надеется, что он здоров и шлет ему…
Тут она остановилась. Что же она шлет ему? Может быть, она шлет ему свою любовь? Нет, это звучало как-то искусственно. Джулиан был всегда ласков и любезен с ней, но он держался достаточно отчужденно и никогда не колебался, если требовалось проявить свою власть над ней. Он был строг в качестве старшего брата и опекуна и безжалостен в тех редких случаях, когда она поддавалась искушению восстать против запретов, которые он и их мать считали нужными наложить на нее как на носительницу имени Сент-Саймонов.
