— Хирург говорит, что утром тебя отправят в Лиссабон, Картер, — обратился к раненому Сент-Саймон. — Так, что выберешься отсюда навсегда.
— Я об этом не пожалею, сэр, — сказал ему человек с забинтованным лицом. — Но я потерял нос. Что скажет миссис?
— Она будет рада, что ты вернулся с руками и ногами, — ответил Джулиан, потрепав его по плечу. Он проследовал дальше, понимая, насколько неубедительно такое утешение, но это было все, что он мог сказать.
Тэмсин лежала в ванне в своей комнате в Эльвасе. Над водой, доходившей ей только до бедер, струился пар. Она пыталась решить, имел ли ее эмоциональный срыв какое-нибудь отношение к Джулиану Сент-Саймону. Он случился без всякого расчета с ее стороны и все же мог послужить благой цели.
Полковник был явно тронут ее рассказом. Он был нежен и внимателен, старался утешить, и, когда ее рассказ был окончен, а слезы наконец высохли, приказал слуге заварить чай. Они молча сидели на узкой походной кровати, Сент-Саймон обнял ее… Она была ему благодарна за это молчание больше, чем за все остальное. Его поведение было верхом тактичности: поток неуклюжих слов утешения только обесценил бы ее горе и боль.
Позже полковник сам отвез ее в Эльвас и проводил до квартиры.
А теперь Тэмсин наконец избавлялась от въевшихся в ее кожу копоти, пыли и грязи. И ей нужен был кувшин чистой воды, чтобы смыть мыло.
Как бы в ответ на ее невысказанную просьбу появилась запыхавшаяся от беготни по лестнице сеньора Браганца с медным кувшином свежей воды. Тэмсин поблагодарила ее и встала в ванне во весь рост. Поток горячей воды обрушился на ее волосы и тело, и Тэмсин вздрогнула от наслаждения.
Сеньора выстирала ее рубашку и нижнее белье, но они уже были изрядно поношены, а бриджи просто невозможно было привести в порядок. Срочно требовалась новая одежда, а лавки в Эльвасе ломились от вещей, но до возвращения Габриэля она не располагала деньгами. А когда вернется Габриэль, ей уже не понадобится покупать одежду — он привезет весь ее гардероб, а также сокровища, унаследованные от отца и надежно спрятанные от его убийц.
"Может быть, следовало намекнуть полковнику Сент-Саймону, что она нуждается в небольшом займе. Это могло послужить предлогом для новой встречи.
Она надела свое донельзя заношенное платье. Сеньора не сумела удалить с бриджей пятна крови, но по крайней мере ее кожа и волосы были чистыми.
Тэмсин посмотрелась в покрытое мутными разводами стекло, служившее зеркалом. Ну что ж, учитывая обстоятельства, не так уж и плохо. В каком-то смысле она чувствовала себя очистившейся не только физически, но и морально. И где-то внутри нее теплился радостный огонек — Джулиан Сент-Саймон пережил ужасы штурма и остался в живых, — и это ее грело.
Она с жадностью втянула доносящиеся с кухни ароматы стряпни и вприпрыжку побежала по лестнице.
Сеньора приготовила наваристый суп из капусты, картофеля и сдобренных специями колбасок и теперь, покачивая головой, наблюдала, как ее постоялица поглощала одну за другой две большие миски похлебки, заедая их толстыми ломтями хлеба с хрустящей коркой. После этого, чувствуя себя полной сил и готовой на подвиги, Тэмсин взяла Цезаря и отправилась в лагерь на поиски полковника.
Но в то время, когда Тэмсин искала Сент-Саймона в лагере, полковник находился в штаб-квартире Веллингтона, куда был срочно вызван из госпиталя.
Джулиану было ясно, что главнокомандующий находился в странном расположении духа. Его удовлетворение победой было окрашено печалью от потери многих тысяч лучших его людей. Угнетало герцога и то, что он принял жестокое решение отдать Бадахос на разграбление выжившим. Как и Сент-Саймон, он полагал, что, если бы в январе он подал пример жестокости при взятии города Родриго, гарнизон Бадахоса сдался бы в положенное время, и это избавило бы обе стороны от ненужных страданий. Но никто бы тогда не поддержал жестокую бойню и расправу над сдавшимся гарнизоном, хотя на будущее это послужило бы хорошим уроком.
— Джулиан, речь пойдет о Фиалке. — Веллингтон приступил прямо к делу, как только полковник вошел в комнату. — Вы подумали о ее предложении?
