Под приветственные возгласы Фердинанду вручили большую золотую медаль.
Председатель собственноручно приколол ее к лацкану пиджака. Вид у председателя был при этом необычайно торжественный, и заикался он больше обычного.
– М-ммм-ы оч-ччччччч-чень ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра… …ды! – докончила за него толпа.
Ч-ч-ч-ч-ч-то эт-т-т-т-т-то имен-н-н-н-н-н-н-но в-в-в-в-в-в-…
– …вы! – воскликнули разом зрители.
Д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-дазд-д-д-д-д-д-д-д-д-д-дравств-в-в-в-в-в-в-в-в-в-в-в…
– …ствует! – гаркнули собравшиеся.
– В-в-в-в-вот им-м-м-м-м-мен-н-н-н-н-н-н-н-н-н-н-н…
– …но! – крикнули, расхохотавшись, все зрители и принялись снова приветствовать медалиста.
В этот день в честь Фердинанда было произведено 3128 криков, в том числе:
1265 "Ура!"
828 "Да здравствует!"
654 "Виват!"
129 "Привет!"
55 "Многие лета!"
49 "Браво!"
и 48 "Гоп-гоп!"
Остальные сто разобрать не удалось, но ни у кого не было сомнений, что все они выражали живейшую радость и глубочайшее уважение.
Парк понемногу пустел.
Директор подошел к сияющему Фердинанду, еще раз поздравил его и, потянув за рукав, вежливо сказал:
– Может, пойдем…
– Как тут хорошо… – ответил разомлевший Фердинанд.
– Слов нет, хорошо. Но пора и в гостиницу. Не забывайте, ведь я директор.
– Верно, верно, – согласился Фердинанд.
– Ну так пошли, – сказал директор.
– Минуточку, – сказал Фердинанд, – а лифт?
– Совсем забыл!
– Нам придется взять его с собой. Не можем же мы его тут бросить.
– Взять… Но как?
– Может, там есть еще одна кнопка, которой мы не заметили? Нажмешь ее и кабина вернется на место.
– Ах эти кнопки! И слышать о них не хочу! – рассердился директор.
– Что же делать? Ведь нельзя бросить такую вещь на произвол судьбы.
– Не кажется ли вам, что она не стоит ваших забот? – спросил директор, с улыбкой покосившись на Фердинанда.
– Скажу вам откровенно, – не уступал Фердинанд, – я привязался к этой кабине.
Она вовлекла нас в такие приключения!..
– Не представляю, что с ней делать.
– Может, погрузим в такси?
– Не войдет.
– Придумал! – воскликнул Фердинанд. – Поставим ее на извозчичью пролетку.
– Как хотите, – ответил директор.
– Поедем с кабиной на извозчике! – крикнул, подпрыгивая от радости, Фердинанд.
– Поедем, но не все, – холодно отозвался директор.
– То есть как "не все"? – опешил Фердинанд.
– Я лично не поеду, – заявил директор. – Не желаю быть посмешищем.
– Чего тут особенного – везти кабину в пролетке?
– Не в том дело, – отрезал директор. – Особенного тут ничего нет, но это несолидно. Солидный человек не может себя вести несолидно. Вы меня понимаете, Фердинанд?
– Понимаю, но не очень, – признался Фердинанд. – Вы боитесь, что над вами станут смеяться…
– Что значит "боитесь"? Я просто уверен в этом. Завтра, стоит мне только высунуть нос на улицу, все мальчишки в городе станут орать:
Кобыла кабину тащит, Директор глаза таращит.
– Чудный стишок! – не удержался Фердинанд. – Ах, какой чудный! Я готов дать что угодно, только б меня подразнили так на улице.
– Вы считаете это забавным?
– Дорогой мой, это прелестно. Если хотите, можете не ехать, я поеду один.
– Я бы, пожалуй, с вами поехал, – начал оправдываться директор, – но доктор велит мне ходить как можно больше пешком. Мне, знаете ли, нужно двигаться. А сегодня я уже прокатался полдня в этой проклятой кабине. Вы на меня не будете в обиде, дорогой Фердинанд, если я с вами не поеду, не правда ли?
– Конечно, не буду, – ответил Фердинанд, – ведь вы знаете, как я к вам отношусь.
Только скажите правду, – и тут голос у Фердинанда дрогнул, – они в самом деле станут так кричать?
– Да, это бывает: если уж прицепятся, так не отстанут.
– А что сделать, чтобы прицепились?
– Надо броситься им в глаза.
– А как броситься в глаза?
