Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - страница 40
«Этим церковь, сделавшаяся воинственною, в силу провозгласимого ею в самых широких размерах принципа нетерпимости, связывала верующих в одно целое, ввиду преследования всеми одной общей цели, приучала их заботиться о возвышенных задачах жизни и относиться с пренебрежением ко всему тому, что существует в ней мелкого, не имеющего прямого отношения к делу спасения, что говорит чувству, удовлетворяет эстетическим потребностям, сообщает жизни комфорт и блеск, что, следовательно, расслабляет человека, отвлекает его от главной задачи, которую он должен иметь постоянно ввиду. То было как бы избиением и изгнанием всего мирского, всего украшающего жизнь, придающего ей веселый колорит. Земля — юдоль плача и искус, на ней не место веселию… Зато суровая и беспощадная дисциплина, это «душа» церкви, по выражению Кальвина; дисциплина, регламентировавшая жизнь верующего даже в самых мелочных ее проявлениях, вырабатывала железную волю, приучала верных с презрением смотреть на страдания и подготовляла тех деятелей, которыми так богата история кальвинизма.
Таким образом, однообразие и единство самое строгое, не допускающее никаких уклонений от установленных правил поведения, никаких толкований, вне раз принятых и признанных вечною истиною, — таково основное начало организации церкви. Кто нарушит это единство, тот совершает величайшее преступление, преступление против самого Бога, и достоин наказания.
Но кто должен поддерживать единство? В чьих руках должна сосредоточиваться власть и право карать и миловать?
То были важнейшие вопросы, от решения которых зависел в значительной степени исход дела, степень его успеха, а также определялись и те отношения, в которые церковь должна была стать к мирянам, которые присоединялись к новому учению в силу самых разнородных побуждений.
Кальвин со свойственной ему смелостью разрешил эти вопросы и своим решением давал опору делу реформы, но в то же время полагал основание тому разъединению, которое возникло впоследствии в среде партии между консисториалами, защитниками интересов духовенства, и политиками, стремившимися к достижению лишь мирских целей.
Он передавал всю власть в руки духовенства, авторитет которого он ставил на недосягаемую высоту. «Пасторы, — говорил он, — это нервы, которые связывают верных в одно целое и без которых существование церкви немыслимо, потому что ни солнечный свет, ни мясо не необходимы так для сохранения земной жизни, как звание пасторов для сохранения церкви[301]. В них и через них как бы говорит сам Бог, представителями которого они служат на земле. Поэтому-то и знаки священства должны служить предметом гораздо большего уважения, чем знаки королевской власти[302]. Кто презирает священника, тот находится во власти дьявола»[303]. Самый способ избрания, который рекомендует Кальвин, указывает на то, какую роль и значение хотел он придать духовенству. Выбирает пастора народ par acclamation, но представляют его другие пасторы, контролирующие выборы ввиду народного легкомыслия. Всякий иной выбор — своеволие. «Мы знаем, — писал Кальвин, — как велика невоздержность народа. Поэтому-то огромная неурядица должна возникнуть там, где каждому предоставлена полная свобода. Авторитет духовной власти необходим как узда»[304]. Только тогда, когда избранное лицо было подвергнуто строгому экзамену в догматах и правилах дисциплины, когда оно подписало исповедание веры и дало клятву в точном исполнении его, — оно становилось пастором. Духовное сословие, таким образом, держало в своих руках назначение пасторов и всегда могло противодействовать стремлениям народным, направленным в ущерб их власти. Народу давалось лишь формальное право, но зато он нес все действительные обязанности по отношению к пасторам. Каждый верующий был обязан оказывать полнейшее повиновение пастору, подчиняться беспрекословно всем его приказаниям[305]. Двери его дома должны были быть отворяемы во всякое время пастору, и его жизнь, его поступки подлежали контролю. Правда, пасторы лично не были вправе подвергать наказанию за неисполнение их приказаний. Но они были членами судебного трибунала, который должен был находиться в каждой местной церкви и составлялся под председательством пастора из пасторов и старейшин, избранных народом. А в руках этого духовного трибунала или консистории
