Феноменологическое познание - страница 30
Трудности, связанные с пониманием конститутивной феноменологии, зависят в первую очередь от того, что ее пытаются понять с помощью нередуцированного и отягощенного предпосылками мышления. Конституирование выглядит тогда типичной процедурой солипсиста, творящего себе мир силами собственного сознания. На деле ситуация обстоит куда сложнее. Гуссерль предостерегает: речь идет не о "что" мира, а о "как" его. Существование мира не подвергается никакому сомнению; он есть; вопрос ставится лишь о том, как он есть, а это "как" имеет значимость лишь в пределах анализа сознания. Иными словами, конституирование творит мир лишь в том смысле, что осмысляет способы оформления феноменов в сознании. "Отношение к "конституции", — по словам одного из современных исследователей феноменологии, — не подлежит онтологической интерпретации; это значит, оно не содержит в себе никакой импликации "творения". Объект не "творится" в некоем субъективном процессе, и взаимодействующие субъективные процессы не приводят к объективным образованиям" [35]. Поэтому конститутивные анализы следует понимать не как анализы в обычном смысле (например, в практике естественнонаучных дисциплин или аналитической философии), а как разоблачения интенциональных импликаций. Это значит, что каждая конституированная предметность, соответственно роду своей сущности, коррелятивно связана с той сущностной формой интенциональности, которая является для нее конститутивной. Возникновение и оформление предмета в сознании возможно лишь при условии этой корреляции, так что сознание "творит" предмет не из себя, а из импликаций самой предметности. Так, например, когда я формирую представление о другом человеке, я исхожу именно из способов его явленности в моем сознании и продуцирую его сущностные характеристики, опираясь на сам феномен, а не на пустоту. Конституирование в этом смысле можно было бы определить как самообнаружение предметности в сознании, разумея под предметностью не эмпирически–индуктивную данность, а эйдетически–смысловую самоданность. Отметим, однако, уже здесь, что понятие конституирования, несмотря на тщательность и микрофизичность его разработки в поздних трудах Гуссерля, так и не было "домыслено" им до конца, вопреки общему пафосу радикализма феноменологической философии. Гуссерль избежал постановки вопроса о sui generis реальности интенциональных импликаций сознания. Преодолев точку зрения "наивного реализма", он, как ему представлялось, преодолел и реализм вообще. "Трансценденция" — по его словам, — в любой форме является конституирующим себя смыслом бытия в пределах "Я". Всякий мыслимый смысл, всякое мыслимое бытие, называется ли оно имманентным или трансцендентным, очерчено областью трансцендентальной субъективности, как конституирующей смысл и бытие. Пытаться постичь универсум подлинного бытия как нечто, находящееся за пределами универсума возможного сознания, возможного познания, возможной очевидности… просто бессмысленно" [36]. Пусть так, но это еще отнюдь не означает, что бессмысленно ставить вопрос о реальности этого универсума. Конститутивная феноменология, исследующая "как" реальности, оставляет открытым вопрос о "что" ее, замыкаясь, таким образом, в круг абсолютного идеализма. Между тем, это "что" нисколько не исчерпывается совокупностью чувственных объектов, или природой в кантовском смысле. В дальнейшем мы еще вернемся к этой теме, обнаруживающей слабости и "предпосылки" феноменологии; здесь же нам хотелось бы привести один пример, демонстрирующий, говоря словами Гуссерля, "радикализм воли к поиску последних оснований", или более последовательное "гуссерлианство", осуществленное задолго до самого Гуссерля. Пример преследует чисто эвристическую и даже техническую цель показать конститутивный анализ в действительно радикальном применении; его содержательной стороны мы здесь касаться не будем. "В мифологическом процессе, — пишет
