На следующее утро мы пропустили завтрак, лишь выпили кофе, и в десять часов утра приняли препарат.
Прогулка по долине была спокойной и мирной. Из лагерей, мимо которых мы проходили, доносились звуки различной музыки: справа от нас звучал этюд Рахманинова, а слева мы услышали небольшой джаз-банд, игравший диксиленд. По пути мы постоянно слышали щелканье костяшек домино, перемежавшееся громкими взрывами пьяного смеха (некоторые лидеры нации предпочитали расслабляться рано поутру). Через несколько минут мы вышли на одну из тропинок; мы оставили веселые компании позади и отправились на прогулку по спокойной малолюдной местности.
Я обнаружил, что идти стало гораздо труднее, стоило нам выбраться из долины и двинуть в гору. Можно было безошибочно сказать, что 2С-Е начал действовать на нас обоих, однако, несмотря на то, что я хорошо отдохнул и был в хорошей физической форме, я почувствовал, что тяжело дышу. На протяжении следующего часа мы шли по одной из заброшенных тропинок, где когда-то случился пожар. Наверное, мы удалились на две полные мили от многолюдной долины. Теперь, к концу второго часа, наркотик действовал уже в полную силу, и окружающий мир стал казаться мне все мрачнее и отвратительней. Идти становилось все труднее и труднее, каждый шаг нужно было предварительно просчитать. Наконец, я сказал Люку: «Мне необходимо какое-то время посидеть и посмотреть, что происходит у меня внутри».
Мой спутник разглагольствовал о невероятных цветах деревьев, мхов, облаков и небес, травы и вообще всего, что нас окружало. Он говорил, что над всеми другими цветами доминировали оттенки зеленого, синего и коричневого, причем они ничуть не смешивались друг с другом. Он рассказывал мне о «живых зубочистках» - так он называл деревья около шестидесяти-восьмидесяти футов высотой. Их молодые ветки срывали для того, чтобы разбрасывать вокруг костра. На некоторых деревьях висел зеленоватый моток в несколько футов в диаметре, похожий на мех у гусеницы. Он был создан из сотен тонких веточек, которые росли прямо из ствола дерева. Другие деревья стояли, как голые столбы, ободранные снизу доверху. Через пару лет они снова нарастят новый «мех». Причудливая смесь увечья и защитного приспособления.
Дорога было очень пыльной, но моему дорогому другу Люку пыль казалась волшебной пленкой, покрывавшей листья и засохшие ветки, лежавшие по обе стороны от нас. Он показал на красношеих ястребов, круживших в вышине в поисках обеда. Ему все казалось очаровательным, и он явно наслаждался.
А где был я? Я же видел лишь негативную сторону происходящего: свою неожиданную неспособность взбираться дальше, мертвые ветви, покрытые коричневой пылью, увечные деревья и скверную участь того, кто станет обедом для ястребов.
Я посмотрел на себя и увидел, что сижу на старом, мертвом чурбане, который был уже на полпути обратно в землю. Я понял, что у меня нет выбора и все, что я могу сейчас сделать, -это попытаться разобраться с тягостными мыслями у себя в голове. Казалось, все свои поступки за несколько последних лет я видел через очень темное стекло. Заглядывая в будущее, я не мог предвидеть ничего лучшего. Я ясно видел себя тем, кем я был, - стариком, чей физический и эмоциональный возраст уже перевалил за сорок. Мне и в самом деле было за шестьдесят. Как, черт возьми, я дожил до этого отвратительного возраста? Я не просил о такой внезапной зрелости! Эта темная и непрошеная правда сокрушала меня. Я не мог припомнить, чтобы осознавал какие-нибудь неуловимые шаги и этапы, которые привели меня к зрелости.
Постой-ка, подумал я, кого я обманываю? Это не зрелость. Это банальная старость. Я шел к ней на протяжении всей жизни, но решил смотреть на этот процесс по-другому. Это не зрелость, и она подкралась ко мне незаметно. Это процесс умирания, и я неуклонно двигаюсь к финалу на гибельной скорости. Я просто дурачил себя всеми этими детскими хитростями. Я старый человек, и моя смерть неизбежна. Кто знает, когда она наступит? Может, мой смертный час пробьет прямо сейчас. Подходящее ли сейчас место и время для того, чтобы все закончить? Когда Пони де Леон
