Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - страница 40

) предусматривает, что «приговоры в отношении военнопленных выносятся теми же судьями и в том же порядке, какие установлены для лиц, принадлежащих к составу армии державы, содержащей пленных». Определенно трудно сыскать более ясную формулировку, однако Верховный суд США большинством голосов постановил, что это право применимо только к преступлениям, совершенным во время пребывания в плену. А поскольку на такое решение можно было ссылаться как на убедительный прецедент, оно было оспорено особым мнением меньшинства, указавшего на противоречия в директивном решении председателя Верховного суда Харлана Фиска Стоуна (в 1941–1946 гг. председатель Верховного суда США. – Пер.). Женевская конвенция касается главным образом не того, что делают военнопленные, а того, что для военнопленных сделано. Не имеет значения, когда было совершено преступление; значимо только то, что процесс проводится во время пребывания в плену, и то, что сделала пленившая страна для военнопленного во время его пребывания в плену. Конвенция предусматривает, что если военнопленный подвергается суду содержащей его в плену страной, то суд должен быть справедливым, и определяет справедливый суд как суд, который рассматривается содержащей его в плену страной в качестве справедливого суда для своих собственных военнослужащих, то есть, в случае нашей армии, это военно-полевой суд.

Возражения обвинения выглядели довольно слабыми. Без особого энтузиазма приводился тот аргумент, что срок освобождения фон Манштейна уже истек и теперь он не является военнопленным. Простым ответом на это было то, что дата освобождения установлена содержащей его в плену страной, которая, в соответствии с международным правом, не может в каком-либо виде совершать действия, ущемляющие права военнопленного. Во всяком случае, обвинение не слишком настаивало на этом аргументе, поскольку не подлежало сомнению, что все – фельдмаршал Кессельринг и многие другие, судившиеся на основе Королевского предписания, – считались военнопленными. Обвинение в основном опиралось на американские прецеденты, причем не могло совершенно ничего возразить на приведенные мной доводы того, почему постановления американского суда явно лишены доказательности в случае английского законодательства. В конце концов обвинение выдвинуло совершенно ошеломляющий аргумент – военные преступления настолько серьезны, что могут быть доказаны при помощи свидетельств, которые оказались бы недостаточными в случае меньшего преступления. Из чего, видимо, должно следовать, что свидетельство, которое могло бы привести к вынесению приговора за убийство, может оказаться недостаточным для обвинения в езде на велосипеде без включенной фары.

Каким бы слабым ни представлялось возражение обвинения, я прекрасно понимал, что для поддержки моего заявления требуется суд с более широкими юридическими полномочиям, ибо поддержать мое заявление – все равно что превратить в пародию все суды, проведенные со времени окончания войны. Такой суд мог бы обнаружить, что на самом деле люди, казненные по приговору военных судов, лишены жизни в нарушение закона. Таким образом, я как бы поставил такой вопрос лично перед каждым членом суда: «Уживается ли с вашей воинской честью отрицание для своего противника правосудия в той форме, которую вы потребовали бы для себя?»

Не знаю, как ответили бы офицеры, члены суда, на этот вопрос перед собственной совестью.

Пока суд рассматривал мое заявление, я подслушал, как несколько репортеров обсуждали его. Их явно впечатлила сила аргументов защиты, и они приняли решение позвонить своим редакторам, дабы выяснить, под каким углом те оценивают происходящее. Когда они все бросились к телефонам, репортер одного известного издания заметил: «Порой мне хочется, чтобы я служил в «Таймс» и должен был передавать только то, что происходит». Газеты освещали процесс фон Манштейна из рук вон плохо. За исключением «Таймс» и «Дейли телеграф», они даже не пытались излагать события, а просто печатали всякие сомнительные истории, в которых факты искажались в угоду «углу зрения» газеты. А поскольку военный трибунал не являлся настоящим судом, их не сдерживал страх быть привлеченными к ответственности за неуважение к суду.