– Ваше желание будет выполнено, мой господин, – заверил Али и вдруг перешел почти на шепот: – Ваше высочество… это я виноват во всем.
Ричард громко рассмеялся.
– Разве это ты направил на нас объектив камеры? Ты продал это отвратительное фото за большие деньги? Ты придумал эту подпись, где меня называют дикарем?
– Нет… не я, конечно. – Али нервно хихикнул. – Но я виноват в том, что не уберег ваши глаза от этой мерзости. Я должен был скупить весь тираж журнала и сжечь его.
– Хорошо, что ты этого не сделал. Представляешь, какой вой подняла бы британская пресса? «Дикий араб демонстрирует свои пещерные манеры» и так далее.
– В прежние времена, ваше высочество, вы приказали бы отрубить им головы!
– Приятная мысль, – задумчиво проронил Ричард. – Но ты забыл, что мы живем во второй половине двадцатого века.
Тем не менее в голове принца возникла греющая душу картина: газетчики и так называемые друзья, продававшие его журналистам, сгрудились в темном подвале его дворца в Дибба и молят о пощаде, а палач тем временем точит свою секиру.
– Жаль, – заметил его секретарь без тени юмора. – Но сегодня вечером, мой господин, у вас не будет нежеланных гостей. Я лично рассылал приглашения.
Ричард удовлетворенно кивнул и улыбнулся.
– Двести пятьдесят моих ближайших друзей. Очень хорошо.
– Будут еще какие-то указания, сир? – осведомился секретарь.
– Пока нет. Спасибо, Али.
Ричард смотрел, как пожилой человек, согнувшись почти до пола, задом вышел из комнаты. Ему хотелось сказать: «Не делай этого, ты слишком стар». Но он знал, что ответит Али: «Таков наш обычай».
И будет прав. Ричард вздохнул, подошел к своему письменному столу и сел в резное кресло.
Ричард ас-Саид на каждом шагу сталкивался с почтительным, а то и с подобострастным отношением к своей персоне. Подданные его отца – само собой, но даже многие англичане склоняли головы в его присутствии. Он чувствовал себя неловко, поскольку понимал, что это всего лишь знак уважения. Однако, справедливости ради следует отметить, среди англичан встречались и такие, кто, склоняя перед Ричардом голову, умудрялся этим подчеркнуть свое превосходство над ним. Для этих людей он был сыном князька забытого Богом и Аллахом клочка земли где-то на юго-востоке Аравийского полуострова. Эти люди ни на минуту не забывали, что эмират Рас-эль-Хайма, чьим эмиром после смерти отца предстояло стать Ричарду, находится на территории, над которой установлен протекторат Великобритании. Эти люди считали его примитивным созданием, привыкшим носить бурнус, передвигаться на верблюде и жить в шатре. Дикарем, который совокупляется с женщинами, когда хочет и где хочет. Короче говоря, когда ему приспичит.
Ричард встал и снова подошел к окну. Губы его были плотно сжаты, глаза отливали стальным блеском.
За свою тридцатишестилетнюю жизнь он надевал бурнус не более раза в год и то для того, чтобы доставить удовольствие отцу. В шатре он спал чаще – только потому, что ему нравился мягкий шелест ночного бриза и яркие звезды на черном небе, которые бывают такими лишь в пустыне.
Что касается прекрасного пола… Обычай его страны позволял Ричарду спать с любой понравившейся женщиной. Но он никогда не принуждал женщин к сексу и тем более не брал их силой.
Губы Ричарда тронула улыбка.
Все они ложились в его постель добровольно. Они просто прыгали к нему в постель без малейшего усилия с его стороны. Это происходило и во время его учебы в Кембридже, когда почти никто не знал, кем он является на самом деле.
Женщины вешались на него и задолго до этого.
Лицо Ричарда озарилось белозубой улыбкой.
Он вспомнил лето, которое провел с матерью в Голливуде во время школьных каникул. Она тогда снималась в очередном фильме. Ричарду казалось, что он попал в царство прекрасных фей – от жгучих брюнеток до ослепительных голубоглазых блондинок. Актрисы, жившие с ними по соседству, вначале приняли его за мальчика на побегушках, но, узнав, что красивый мальчуган – сын Ванессы, стали брать его на свои конные прогулки. По сумасшествию, темпераменту и накалу страстей эти выезды намного превосходили скачки по пустыне на лучших арабских скакунах отца.
