— А что, Ваня, помнишь, как ты в нашей труппе девок представлял, Елизавету Петровну еще в себя влюбил. — Волков вдруг озорно рассмеялся. Шутливо ударив Дмитревского в плечо, сказал: — Теперь думаю тебя снарядить Юпитером-громовержцем.
— В маскарадном действии, что ли?
— Именно. Так что готовься. А пока ты мне нужен будешь для другого дела.
И Волков стал объяснять, что Дмитревскому на неделе необходимо ехать в Заиконоспасскую академию и университет — для отбора студентов, нужных к участию в маскараде. Указ Придворной конторы уже получен.
Служители гасили фонари у подъездов театра. Актеры начали расходиться по своим покоям.
— Пойдем перед сном прогуляемся. — Волков потянул Дмитревского за собой.
Они поднялись по склону и углубились в одну из боковых аллей парка. Шли не торопясь, глубоко вдыхая чистый, пахнувший свежестью воздух. Под ногами шуршала уже начинавшая опадать листва. Из ближних кустов вдруг с шумом, задевая крыльями ветки, вылетела крупная птица. Стояла тишина. Лишь в отдалении, справа, со стороны солдатской слободы доносился собачий брех. Вскоре впереди сквозь деревья засветились огоньки — показалось длинное двухэтажное здание. К парадному подъезду вели широкие пологие ступени. В сумерках еще можно было различить надпись на фронтоне: «Военная гошпиталь».
М. Г. Эйхлер. С оригинала Ж. Делабарта.
Вид Кремлевского строения в Москве с Каменного моста.
Гравюра резцом и офортом. Конец XVIII в.
— Сюда в юности нередко хаживал, на спектакли студентов хирургической школы, — заметил Волков, кивнув в сторону фасада.
— Скоро совсем стемнеет, повернем обратно? — отозвался Дмитревский.
— Только другой дорогой, низом, — сказал Федор, и они стали спускаться к Яузе, по направлению к Госпитальному мосту. Не доходя до него, свернули и зашагали вдоль реки тянувшейся здесь грунтовой дорогой. Над водой стлался туман, от берега шли волны влажной, зябкой прохлады. Друзья снова заговорили о предстоявших хлопотах.
На горизонте свет постепенно тускнел. Видимо, догорали последние залпы «огненного позорища». Ночь опускалась на город. Подходя к театру, Волков еще раз оглянулся на широкий в этом месте разлив реки.
— А знаешь, Иван, говорят, покойный император Петр Алексеич надеялся, что можно будет доехать из Петербурга в Москву водою и мечтал выйти на берег именно в головинском саду.
— Может, так и станется со временем, — мягко улыбнулся Дмитревский. Он проводил Федора до дверей его каморы и простился с ним, пожелав спокойной ночи.
Закрыв дверь, Волков засветил свечу. Его скромно обставленная комната посещавшим ее напоминала жилище чернеца-послушника. «А я и есть слуга во всем покорствующий, на вечном послушании у двух богинь — Мельпомены и Талии», — лукаво улыбался в ответ хозяин.
Давно стихло все в доме, но в оконце Волкова все горел огонь. Федор Григорьевич, сидя у стола, мысленно еще раз возвращался к прожитому дню, помечал в записную книжку план завтрашних неотложных дел. Предстоял визит в гофинтендантскую контору: удостовериться, что будет исполнен к сроку заказ на потребное число лошадей, а также на волов для перевозки маскарадных машин и повозок, баранов и козлов из Малороссии; договориться об оплате театрального платья, башмаков и париков, приобретаемых в гардеробах разных московских театров. А сколько хлопот еще доставит ремонт театрального зала, — он, конечно же, нуждается в подновлении, особенно износилась обивка скамей и стен, обветшали и некоторые сценические механизмы. Ему вспомнились убожество помещений для переодевания актеров, теснота за кулисами. А кто же, кроме него, главного распорядителя, позаботится о нуждах артистической братии. Здесь потребуются решительные меры — нужны дополнительные пристройки к театральному зданию. Тут уж без высочайшего вмешательства, пожалуй, не обойтись. Значит, надо идти на прием к императрице.

П. Т. Балабин. С оригинала М. И. Махаева.
Вид Триумфальных ворот в Москве из Земляного города к Тверской-Ямской.
Гравюра резцом и офортом. 1765.
Волков, дипломат и тактик, сначала уладил дело с ремонтом театра. А когда работы пошли на полный ход, обратился с просьбой о расширении закулисных помещений. Высочайшее соизволение было получено. Екатерина указала «в придворном оперном доме, который близ головинского дворца для убирания оперистам и танцовщикам камор весьма мало, того ради… в самом скором времени купить струба четыре и к оному оперному дому приделать…». Концовку указа Волков продиктовал придворному копиисту, на ходу уточняя — чтобы потом не торговаться с прижимистой и неповоротливой гофинтендантской конторой — некоторые (немаловажные!) детали: «…как возможно наискорее и снаружи обить досками, чтобы худого виду не было… и при том, чтобы оные были теплые, ибо в холодных убираться невозможно». На следующий день, 29 октября 1762 года, указ был подписан.