— А кто её знает? — лениво ответил холоп. — Нам эта сторона совсем неведома… Мы здесь чужедальние…
Он медленно побрёл от возка к кучке товарищей, совещавшихся на дороге впереди поезда.
— Нет, видно ничего тут иного не придумаешь, как поехать вперёд, да поискать, нет ли жилья какого…
— Видно, что так, — согласились некоторые с этим мнением, — лошади поотдохнут; экую ведь путину без подставы с утра сломали…
— А есть ли какое жильё впереди-то поблизости? — полюбопытствовал один из кучеров. — Может, тот, кто поедет, даром проплутает только…
— Так не назад же ехать! — раздались возражения. — Впереди хоть что-нибудь, хоть избёнка какая ни на есть попадётся, а назад чего искать? Последнее жильё о полдень видели, почитай, вёрст двадцать назад переть придётся, да потом опять сюда столько же…
— Вестимо вперёд, — поддержал мнение большинства старший из холопов-вершников, на котором лежала вся ответственность пред Семёном Фёдоровичем Грушецким за благополучие в пути. — Да постой, ребята, — воскликнул он: — Вон чего-то Федюшка бежит… Колпаком машет и орёт что-то… Беги, милый, беги сюда скорей!
По дороге, плохо наезженной и ухабистой, бежал подросток, действительно спешивший к старшим с какими-то вестями.
— Эй, дяденька, — кричал он, — тут опушка близко, а дальше поле идёт, да такое, что глазом не окинешь…
— Ну, вона чем утешил! — недовольно проворчал старик. — С такими вестями и бежать сломя голову не стоило!
— Да погоди, дяденька, не всё ещё сказал, — прервал его Фёдор. — На опушке-то изобка стоит, а в изобке кто-то живёт, дым курится…
— А-а, вот это — дело! — заволновались челядинцы. — Молодец Федюшка! Боярышню нашу, раскрасавицу писаную, к теплу пристроить можно… Всё не под небесами ждать ей придётся.
Ганночку все близкие к ней и её отцу — вся челядь, вся дворня — любили. Ко всем была ласкова молодая девушка, для всех находилось у неё доброе слово, и ради этого все были готовы пойти за свою любимицу не только в огонь, но и в самое пекло.
Поэтому и теперь известие, принесённое Федюшкой, обрадовало всех этих людей, сильно встревоженных тем, что любимицу-боярышню на время поисков подмоги пришлось бы оставить в возке неизвестно на сколько времени.
— И хвалить, дяденька, не нужно, — рассыпался Федюшка, — что приметил, то и говорю…
— За то хвалят, что догадлив ты, парень, вот что! — высказал новую похвалу старик. — Мы вот тут на одном месте топчемся, а ты, не долго думая, слетал, осмотрел всё и нас на новые мысли наводишь.
— Да ты что там, Серёга, балясы точишь? — раздался со стороны возка сердитый оклик старухи-мамки. — Ты бы лучше дело делал, а наговориться и после успеешь… Ежели есть поблизости какое ни на есть жильё, так Ганночка да я и пешком туда доберёмся…
Мамка и Ганночка, заслышавшие радостные крики, сами выбрались из возка и теперь подходили к кучке холопов. Те почтительно расступились пред дочерью своего господина.
— Ты, матушка, — заговорил старик Сергей, обращаясь к девушке, — повременила бы малость; спервоначалу посмотреть нужно, кто в изобке той живёт.
— Кто? Уж верно крещёные, — затараторила старуха, — в этой стороне о нехристях и не слышно… И не изволь, Серёга, препираться! Проводи-ка нас с Ганночкой вперёд, всё сразу и посмотрим, как и что! Идём, что ли, голубка моя сизокрылая? — обратилась она к молодой девушке, теперь уже не чувствовавшей страха, а даже радовавшейся этому небольшому дорожному приключению, доставившему ей возможность поразмять ноги прогулкой по лесу. — Идём, милая, скорей! — добавила мамка и первая побежала вперёд.
Холопам оставалось только повиноваться, и все вершники, ведя на поводу коней, последовали за боярышней.
Идти им пришлось недалеко, немного более полверсты и, пройдя эту недолгую дорогу, путники очутились пред небольшой, но весьма ладной на вид избушкой, стоявшей действительно на краю огромного, только что пройденного поездом леса, пред необозримым, пустынным полем.
Едва они подошли к низенькому крылечку, как двери сеней растворились и на крыльце появилась высокая, далеко ещё не старая женщина, удивлённо смотревшая на подходивших пешеходов.
