– И кто же стал главным в Гипускоа?
– Никто, ваше величество. Практически все вернулось к тому состоянию, которое было у нас до «войны банд». Всё определили города, когда перестали пускать товары мятежных «старших родственников» в порты. Так их и замирили. Пока все решает Генеральная хунта, если сумеет договориться с городами. Надолго ли – не скажу, ваше величество, умишком я скорбна для того, чтобы такие пророчества выдавать… Да что же вы совсем ничего не едите, ваше величество? Плохо приготовлено?
– Спасибо, донья Магдалена, я уже насытился. Должен сказать, что все было очень вкусно, так что есть желание украсть у вас вашего повара.
– Скажете тоже, ваше величество… – отозвалась польщенная дама.
И я поспешил ретироваться из столовой под благовидным предлогом заинтересованности в здоровье Иниго, против чего его сестра не нашла возражений. Иначе бы меня стали насильно закармливать, как гуся на фуа-гра. Знаю я таких женщин…
Иниго пребывал в сознании, недоуменно смотря на свою левую ногу в гипсе, подвешенную на шнурке с грузом. Плотник под руководством костоправов все же соорудил подобающую для этого треугольную стойку.
– Вы пришли со мной попрощаться, сир? – слабым голосом произнес Иниго, увидев меня.
– Ты как всегда догадлив, мой верный вассал, – улыбнулся я ему. – Дела ждать не будут. Я и так еле выкроил пару дней, тебя навестить. А за это время в По франки пожаловали. Надо ехать разбираться с ними.
– Какая жалость, сир, что я не могу умереть за вас! – восторженно воскликнул юноша.
– Для меня лучше будет, чтобы ты жил, Иниго. И жил не столько для меня, сколько для своего народа. Подвиг бывает не только на поле брани, но и к вящей славе Господней.
– Но, сир, не принимать же мне постриг в монастыре? Я не хочу быть обузой для своего брата, который отнюдь не так богат, чтобы содержать всю жизнь бесполезного калеку. И не вижу выхода из этого тупика.
– И не будешь ты для дона Мартина обузой. Как выздоровеешь, тебя будут ждать в командарии ордена Горностая, в замке Дьюртубие, что между Сибуром и Уруньей. На первое время поможешь шевальер Аиноа д’Эрбур. Ей не хватает грамотных помощников, а она делает великое дело – составляет Азбуку и Букварь васконского языка.
– К чему это, сир? – разочарованно прошелестел голос юного кабальеро.
– К тому, что кто владеет умами подрастающего поколения – тот владеет миром. Кому, как не признанному герою морских сражений, заниматься воспитанием юношей. К вящей славе Господней, нашего народа и нашей земли.
– Сколько их, этого подрастающего поколения, сир? – спросил Иниго ломающимся голосом «ветерана».
– Несколько десятков будет. Пока…
– Всего-то… – протянул он разочарованно.
– Лиха беда начало, – возразил я. – Ты, пока валяешься пластом, подумай, как это сделать лучше. Как вырастить людей грамотных, но которые будут честно служить своему королю, своей стране и своему народу. Нашей церкви, в конце концов. Которые не побегут тут же продавать свои услуги тому, кто больше платит. Подумай, чему их учить и как учить. Я верю в тебя, Иниго. Верю в твой сильный характер и железную волю.
И положил на его стол заранее приготовленный кошель с серебром.
– Здесь, Иниго, три сотни суэльдо. Должно тебе хватить на все – и на излечение, и на восстановление сил, и на новый гардероб, а также чтобы не чувствовать себя нахлебником на шее у брата. Коня тебе оставят. Считай себя в отпуске по излечению от ран. Со службы я тебя не отпускаю. Так и знай.
– Сир, последняя просьба: прежде чем уехать, позовите ко мне отца Жозефа.
Обратный путь показался короче, хотя наша колонна и пополнилась сотней с лишком всадников. Зато в передовом дозоре теперь мчались не амхарцы, а полтора десятка хинетов. Амхарцы же заняли свое законное место моих телохранителей и скакали позади моего коня.
Нетерпение, которое от Саншо и меня перекинулось на наше воинство, заставляло не снижать темпа. Потому весь день мы шли волчьим изгоном. Любоваться начавшейся золотой осенью было некогда, хотя и подмывало в некоторых особо живописных местах остановиться и насладиться зрелищем, напоминавшим мне осень в горах Крыма. Что уж говорить о неторопливых беседах… даже свою епитимью читал на ходу.
