– Конечно. Как не быть.
– Ваши люди не побоятся ночевать рядом с кладбищем? – задал францисканец новый вопрос, интересный такой…
– А что, у вас покойники тут ночами гуляют по освященной земле? – удивился я несказанно, припомнив гоголевские байки про панночку и Вия.
– Что вы, ваше величество, – запротестовал служитель культа, – просто у людей есть разные суеверия, которые никак не выбиваются из их голов светом истинной веры. Одно из них – боязнь кладбищ по ночам.
– Я это знаю, падре. И не только этот страх составляет распространенные суеверия. Любую красивую женщину остальные женщины считают ведьмой только потому, что в ее присутствии мужчины на них не смотрят, – усмехнулся я.
Падре покачал головой. Не то в согласии со мной, не то в раздумье над моими словами. С ходу не понять.
– Тогда я бы попросил вас, ваше величество, следовать за мной, – пригласил меня святой отец. – Ваших людей приведет служка. Не беспокойтесь.
– Пусть тогда ваш служка найдет сьера Вото. Он наш походный маршал, – предупредил я францисканца. – Он где-то тут недалеко от входа расположился.
Отец Жозеф с легким поклоном поставил передо мной на стол кубок с парящим горячим фиолетовым вином. Нос тут же уловил запах пряностей – гвоздики и корицы. Балуют меня. Вино неразбавленное, хотя для глинтвейнов хорошее вино лучше разбавить водой, чтобы умерить плотность напитка, а потом уже греть. А такое, как подали, можно пить только очень мелкими глотками. Проверено в прошлой жизни, когда я как-то сдуру сделал глинтвейн не из дешевого кислого «Саперави», а аж из «Негру де Пуркар».
– Воздай вам Боже, падре, за вашу доброту, – поблагодарил я священника, забирая цилиндрический оловянный кубок, почти стакан.
– Рад служить вашему величеству, – ответил мне священник, поклонился и снова ушел на кухню.
Но прежде чем пить вино, я погрел о горячее олово ладони, глядя, как Филипп забирает чистить снятый мной юшман. Котта уже висела в стороне от камина, чтобы быстро не терять влагу, иначе покоробится на сукне золотое шитье герба. Я остался в одном колете с привязными рукавами. Но его уже легче было просушить просто на теле. Не снимая.
Паж притащил мои домашние туфли и нагнулся снять с меня сапоги, но я остановил его:
– Позже. Я еще схожу посмотрю, как люди устроились. И это… Марку нашему горячего вина отнесите, а то продрогнет он на крыльце, морда чернявая.
Парадная комната в доме викария – просторная, с высоким потолком. Большим камином, в котором сейчас полыхали, ударяя жаром, три приличного размера бревна. Мебель простая, но надежная, можно сказать – грубая. Из дуба. Раньше – в будущем, во времена исторического материализма, подобную мебель делали для вокзалов по заказу родного советского Министерства путей сообщения. Только здесь вместо лака используют горячий воск.
Вроде и теплая тут осень, как в сентябрьском Крыму, но дождливая. И ладно бы прошел дождик – порадуемся солнышку. Нет, висит в воздухе какая-то мокрая пыль, охотно впитываемая одеждой. Холодная, что характерно.
Младший Базан принес мои пистолеты, укрытые от влаги плащом. Положил справа от меня на табурет и этим же плащом их накрыл.
Я его поблагодарил взглядом и кивком.
Вицеконде, не говоря ни слова, с веселой улыбкой отвесил мне глубокий придворный поклон с растопыркой руками.
– Заряжены, сир, – кивнул он на табурет с пистолетами.
– Дон Сезар, отнесите на кухню два меха вина из наших запасов, – приказал я ему. – Один сами с Филиппом и Микалом выпейте подогретого погорячей. Не хватало мне, чтобы кто-то из вас простудился. Второй подарите викарию. Да… и Марка не забудьте оделить.
– Будет исполнено, сир, – снова поклонился мне эскудеро и, подмигнув Филиппу, дав пажу подзатыльник, выгнал всех из комнаты.
Но одному посидеть, попить-посмаковать, видно, была не судьба. Нарисовался Микал.
– Сир, шатры поставлены. Как заселять прикажете?
– Ты, Марк, Филипп, Сезар и паж – здесь со мной. Остальных пусть распределит сьер Вото. В том числе и в мой шатер пусть дон Саншо заселяется. Я ночую тут.
Микал поклонился и повернулся выйти, но я досказал вдогонку мелькнувшую мысль:
