Гришу отдали сначала в немецкую школу Литке, а потом, с открытием Университетской гимназии, перевели туда.
В 1757 году Потемкин оказался среди двенадцати лучших учеников, посланных в Петербург, где все они были представлены императрице Елизавете Петровне.
Двор, его роскошь, совсем иные, чем в Москве нравы, разбудили в душе молодого человека то, что уже давно там дремало: честолюбие, стремление к богатству, почестям и славе. Вернувшись в Москву, Потемкин стал другим: он начал говорить товарищам, что ему все равно, где и как служить, - лишь бы только стать первым, а будет ли он генералом или архиереем - значения не имеет.
По-видимому, уже в Петербурге Потемкин решил серьезно переменить ход своей жизни. Следует заметить, что в мае 1755 года он был записан в Конную гвардию и с этого времени считался в домашнем отпуске для пополнения знаний.
Возвратившись в Москву, Григорий захандрил, перестал ходить в гимназию и через три года был исключен "за леность и нехождение в классы" одновременно со своим однокашником и приятелем Николаем Новиковым - будущим великим русским просветителем.
К этому времени в полку он был уже произведен в каптенармусы, а когда приехал туда, оставив Москву, то тут же получил чин вице-вахмистра и назначение в ординарцы к дяде цесаревича Петра Федоровича - принцу Георгу Голштинскому. Не прошло и года, как Потемкин стал вахмистром. Первые два года его жизни в Петербурге мало известны. Настоящая карьера Потемкина начинается с лета 1762 года, с его участия в дворцовом перевороте.
Среди 36 наиболее активных сторонников переворота, награжденных Екатериной, Потемкин значится последним, хотя ему было дано 10 тысяч рублей, 400 душ крестьян, чин поручика, серебряный сервиз и придворное звание камер-юнкера. Вспомним, что он был и в Ропше, сидя за одним столом с убийцами Петра III.
Однако участие в перевороте на первых порах мало что дало молодому офицеру. В связи с восшествием на престол Екатерины II был он послан в Стокгольм, чтобы передать письмо об этом шведскому королю Густаву III. Отношения между Россией и Швецией были в это время довольно натянутыми и последнее обстоятельство делало миссию Потемкина не очень простой.
Когда Потемкин прибыл в королевский Дроттигамский дворец, его повели через анфиладу залов. В одном из них, шведский вельможа, сопровождавший Григория Александровича, обратил его внимание на русские знамена, развешанные в зале. "Посмотрите, сколько знаков славы и чести наши предки отняли у ваших", - сказал швед. "А наши предки отняли у ваших, - ответил Потемкин, - еще больше городов, коими владеют и поныне".
Кажется, этот ответ, ставший почти сразу же известным и в Петербурге, был наибольшей удачей в служебной деятельности Потемкина в это время, потому что по возвращении его в Петербург, дела Григория Александровича пошли из рук вон плохо.
Екатерина, остро нуждавшаяся в молодых, энергичных и образованных помощниках, направила несколько десятков офицеров в гражданскую администрацию, сохраняя за ними их военные чины и оклады. Среди этих офицеров оказался и Потемкин, направленный обер-секретарем Святейшего Синода. Казалось, что Фортуна сама предложила выбор Григорию Александровичу - генерал или архиерей? - потому что пожелай он принять сан, едва ли ему отказали в этом.
И Потемкин, часто принимавший решения по настроению, капризу или прихоти, едва не стал монахом. Однажды, пребывая в сугубой меланхолии, не веря в удачу при дворе, он решил постричься. К тому же произошла у него немалая неприятность - заболел левый глаз, а лекарь оказался негодным - был он простым фельдшером, обслуживавшим Академию Художеств, - и приложил больному такую примочку, что молодой красавец окривел.
Эта неудача вконец сокрушило Потемкина, и он ушел в Александро-Невский монастырь, одел рясу, отпустил бороду и стал готовиться к пострижению в монахи.
Об этом узнала Екатерина и пожаловала в монастырь. Говорили, что она, встретившись с Потемкиным, сказала: "Тебе, Григорий, не архиереем быть. Их у меня довольно, а ты у меня один таков, и ждет тебя иная стезя".
