Еще Маркс разоблачил обсценность товара, связанную с презренным принципом его свободного обращения. Обсценность товара следует из того, что он абстрактен, формален и легковесен, в отличие от весомости и плотности объекта. Товар читабелен: в отличие от объекта, который никогда не предает полностью своей тайны, товар всегда манифестирует свою явную сущность, свою зримость, которая является его ценой. Это формальное место транскрипции всех возможных объектов: через него все объекты коммуницируют – это самый первый грандиозный медиум коммуникации модерного мира. Но месседж, который он посылает, предельно упрощен и всегда одинаков: меновая стоимость. Поэтому, в сущности, месседжа уже нет, это медиум, который навязывает себя в своей чистой циркуляции.
Следует лишь расширить этот Марксов анализ обсценности товара, чтобы декодировать мир коммуникации.
Не только сексуальное становится обсценным в порнографии, сегодня существует целая порнография информации и коммуникации, схем и сетей, порнография функций и предметов в их считывании, их подвижности, их доступности, их регуляции, их поливалентности, в их принудительной сигнификации, в их свободном выражении… Это обсценность всего того, что полностью растворимо в коммуникации.
Грязную обсценность прежних времен сменяет чистая – горячую обсценность сменяет холодная. Обе предполагают форму промискуитета: первая – это скопление внутренностей в теле, вещей, сваленных в кучу в частном [внутреннем] мире, того, что кишит в безмолвии вытеснения, – органический, нутряной, плотский промискуитет; вторая – это промискуитет поверхностного насыщения, непрерывного побуждения, уничтожения интерстициальных промежутков.
Вы поднимаете трубку или надеваете наушники, и готово: вся сеть из последних сил старается привлечь ваше внимание, домогается вас с невыносимой искренностью всего того, что стремиться коммуницировать с вами. Свободные [частные] радиостанции: они говорят, поют, они выражают себя, это все замечательно, просто сказочный контент! В понятиях, едва различимых для всякого медиума, это ведет к следующему: эфир, этот FM-диапазон оказывается перенасыщенным, станции перекрываются и перемешиваются настолько, что уже не коммуницируют вообще. То, что было свободным, уже не является таковым вовсе – вы уже не знаете, что вам хочется слушать, настолько насыщен эфир, настолько силен натиск всего того, что хочет быть услышанным.
И вас охватывает негативный экстаз от радио. Определенно, здесь имеет место чистое состояние фасцинации, связанное с этим бредом коммуникации, а следовательно, и своеобразное удовольствие. Если следовать Роже Кайуа с его классификацией игр – экспрессивные (мимикрия), состязательные (агон), азартные (алеа) и головокружительные (илинкос), – то вся тенденция развития нашей современной культуры ведет нас к постепенной потере экспрессивных и соревновательных форм в пользу форм алеаторных и головокружительных, где уже нет сцены, зеркала, вызова, дуэли, – это скорее игры экстатические, одиночные и нарциссические, удовольствие от которых уже не сценическое и эстетическое, это уже не удовольствие от экзотерического смысла, а психотропное удовольствие от чистой фасцинации и алеаторности. Это не обязательно отрицательное суждение. Определенно, здесь имеет место оригинальная мутация форм восприятия и удовольствия. Мы все еще плохо представляем последствия. Пытаясь применить наши прежние критерии и навыки восприятия, мы, без сомнения, не в состоянии понять, что может произойти в этой новой сенсорной сфере.
Одно можно сказать наверняка: сцена страстно увлекает нас, обсценное завораживает. Где фасцинация и экстаз, там исчезает страсть. Вложение сил, желание, страсть, соблазн, или, согласно Кайуа, экспрессия и соревнование, – это горячая вселенная. Экстаз, обсценность, фасцинация, коммуникация, или, согласно Кайуа, алеаторность и головокружение, это холодная, cool-вселенная (головокружение холодное, даже головокружение от наркотиков).
Во всяком случае, мы должны будем испытать на себе эту принудительную экстраверсию всего внутреннего [intériorité] и этого принудительного вторжения всего внешнего [extériorité], что, собственно, и означает категорический императив коммуникации. Стоит ли прибегать к патологическим метафорам? Если истерия была патологией экспрессии, обостренной мизансценой субъекта, театральной и оперной конверсии тела, если паранойя была патологией организации, ригидной и ревнительной структуризацией мира, то коммуникация, информация, имманентный промискуитет всех сетей и постоянная связь будут являться для нас скорее новой формой шизофрении.
