Но в то же время и субъектные заложники. Мы отвечаем сами за себя, мы страхуемся, мы ручаемся за свои риски своей головой. Таков закон страхового общества, где все риски должны быть покрыты. Эта ситуация соответствует ситуации заложника. Мы заложены обществом, нас взяли под опеку словно под залог. Ни жизнь, ни смерть – такова безопасность и, как ни парадоксально, таков статус заложника.
Предельная и карикатурная форма ответственности: анонимной, статистической, формальной и алеаторной ответственности, которая включает в себя террористический акт или же захват заложников. Но если хорошо вдуматься, то терроризм – только лишь исполнитель великого делания [magnum opus] системы, которая парадоксальным образом стремиться одновременно и к полной анонимности, и к полной ответственности за каждого из нас. Через смерть неважно кого она выполняет анонимный приговор, который с этого момента становится нашим приговором – приговором анонимной системы, анонимной власти, анонимного террора наших реальных жизней. Принцип уничтожения – это не смерть, а статистическое безразличие. Терроризм является лишь исполнительным механизмом концепта, который, отрицает себя в своей реализации: концепта неограниченной и неопределенной ответственности (кого угодно, за что угодно, когда угодно). Он лишь доводит до предела ту самую пропозицию либерального и христианского гуманизма: все люди солидарны, то есть ты солидарен и ответствен за бедственное положение париев[52] в Калькутте. Если уж речь идет о чудовищности терроризма, то может стоит задуматься, не является ли пропозиция всеобщей ответственности сама по себе чудовищной и террористической по своей сути.
Парадокс нашей ситуации заключается в следующем: поскольку ничто уже не имеет смысла, то все должно функционировать безупречно. Поскольку нет субъекта ответственности, то ответственность за каждое событие, даже самое незначительное, должна быть всенепременно приписана кому-либо или чему-либо, – ответственны все, плавающая максимальная ответственность налицо и готова инвестироваться в любой инцидент. Каждая аномалия должна быть обоснована, и каждое нарушение должно найти своего виновника, свою преступную связь. Поиск ответственности, которая несоизмерима с событием, истерия ответственности, которая сама является следствием исчезновения причин и всемогущества последствий, – это тоже террор, тоже терроризм.
Проблема безопасности, как известно, преследует наши общества и уже давно заменила проблему свободы. Это не столько изменение в философии или морали, сколько эволюция объективного состояния системы:
– относительно шаткое, диффузное, экстенсивное состояние системы порождает свободу;
– другое (более плотное) состояние системы порождает безопасность (саморегулирование, контроль, feed-back и т. д.);
– последующее состояние системы, состояние пролиферации и переполненности, порождает панику и террор.
Здесь нет никакой метафизики, это объективное состояние системы. Можно применить это к автомобильному движению или к системе циркуляции ответственности – без разницы. Свобода, безопасность, террор: мы прошли эти три последовательные стадии во всех сферах. Личная ответственность, затем контроль (когда ответственность берет на себя объективная инстанция), далее террор (обобщенная ответственность и шантаж ответственностью).
Чтобы уладить и прекратить скандал вокруг смерти от несчастного случая (неприемлемой в нашей системе свободы, права и рентабельности), появились крупные системы террора, то есть системы предупреждения смерти от несчастного случая систематической и организованной смертью. Вот в чем чудовищность и логичность нашего положения: системы организованной смерти кладут конец смерти как случайности. И именно эту логику отчаянно старается сломать терроризм, заменяя систематическую смерть (террор) избирательной логикой: логикой заложника.
(Предлагая себя в жертву вместо заложников в Могадишо,[53] папа Римский также пытался заменить анонимный террор избирательной смертью, жертвоприношением по образу Христова искупления за весь род человеческий, но это предложение было непреднамеренной пародией, ведь оно означало вариант и модель поведения, которые абсолютно немыслимы в наших современных системах, чьим движителем является как раз не жертвоприношение, а уничтожение, не избранная жертва, а спектакулярная
