Учительница Эдельмира дель Реаль, выказавшая похвальную осведомленность в посмертных ритуалах, теперь хлопотала о поминках и ни на минуту не оставляла свою дорогую подругу. Они с Бельо Сандалио, во взгляде которого светилась новая нежность, все время были рядом, не давая Голондрине уйти в омут отчаяния. Хотя, к всеобщему удивлению, никто пока не видел, чтобы сеньорита Голондрина дель Росарио проронила хоть слезинку по покойному отцу. Происшедшее ошеломило ее, окутало глухой завесой небытия, и она словно не могла до конца осознать боль безвозвратной утраты. «Мне кажется, смерть слишком велика, чтобы так быстро понять ее», — сказала она Бельо Сандалио откуда-то из недр оцепенения.
Чуть ли не первыми прибыли на бдение и расселись вдоль стен на стульях со звездочками трое бывших ухажеров сеньориты. Очень опрятный маэстро Хакалито сидел, сдвинув ноги, неотрывно смотрел на гроб и медленно крутил шляпу. Напротив него иногда забывался и начинал чересчур горячо размахивать руками пекарь Непомусемо Атентти, беседовавший со стайкой одетых в черное сеньор со строгими лицами, приличествующими случаю. Фелимон Отондо, примостившись в углу, глядел на свои поношенные остроносые ботинки и сладко вдыхал запах талого воска; иногда он чуть подымал голову и исподлобья обводил все вокруг пристальным взглядом старого боксера. Когда Фелимон Отондо явился на бдение и подошел к сеньорите Голондрине выразить соболезнования, он, устыдившись своей драки с трубачом, едва протянул ей кончики пальцев и пробурчал: «Я к вашим услугам».
К вечеру мастерская заполнилась друзьями покойного, а на тротуаре толпились зеваки. Часов в одиннадцать на бдение ворвались взволнованные руководители Рабочего союза. Они принесли тревожные вести: в городе идет облава на всех музыкантов оркестра. Кто-то рассказал старому барабанщику, что карабинеры забрали из комнаты в доходном доме Канталисио дель Кармена, не посмотрев на его плачевное состояние. Якобы на станции Бакедано, шепнули Жану Матуране, президентская свита была поставлена в известность о «попытке покушения на Первое Лицо», и мэр прямо оттуда направил телеграмму в Антофагасту, чтобы в селение послали пикет солдат. Так что операцию ведут, сказали Тирсо Агилару, солдаты, а карабинеры у них на подхвате.
Один из руководителей сообщил Бельо Сандалио, что лейтенант, командующий карательным отрядом, — убийца в военной форме, участвовавший в нескольких разгонах рабочих.
«Этот подонок в открытую хвастает, что он, мол, крупный спец по отстрелу голозадых». Трубач не на шутку встревожился. Быстро собрав товарищей в патио, он сказал, что дело принимает слишком серьезный оборот и лучше бы им как можно быстрее смыться из города. Сам он некоторое время затаится, но не уедет, потому что не может покинуть Даму за Фортепиано.
Канделарио Перес спокойно ответил, что не надо ему этой головной боли. Его так просто не обратаешь, так что он тоже остается. В его годы уже не пристало гонять по пампе, словно коммунисту какому, и поджилки у него перед всякими шаромыжниками в форме никогда не тряслись, на то он и ветеран войны 79 года. «А это вам не индюшачьи сопли!» — возвысил он голос.
— Не забывайте, папаша, — сказал трубач, — тут замешаны военные.
— Тем более, — отрезал старый барабанщик. И заявил, что новые бойцы чилийских вооруженных сил не посмеют тронуть ветерана славной Тихоокеанской войны. — Этого еще не хватало, — высокомерно хмыкнул он.
Жан Матурана, побледнев всем изрытым лицом, поминутно снимая и надевая кепочку цвета грязи, сказал, что немедленно возвращается на прииск Пинто. Он знает тропку в пампе, а там уж схоронится у продавщицы. Чтобы его сцапали ни за что, он не допустит.
— Эти мудаки, чего доброго, примут меня за пидора, — сказал он, — привяжут мне рельсу и отправят рыб кормить!
Тирсо Агилар, пытаясь унять дрожь в голосе, сказал, что сейчас же укроется в каком-нибудь борделе Леонтины Линдора. У нее весь карабинерский гарнизон прикормлен — даже муниципальный инспектор, — так что вряд ли к ней сунутся.
В ту же ночь карабинеры взяли горниста в одном из семи борделей Леонтины Линдора. Он прятался в покоях матроны, в двустворчатом шкафу, набитом нижним бельем и стеклярусными платьями. Под яростные вопли хозяйки, за каким лядом я вам отстегиваю, если вы, сукины дети, сюда врываетесь, полуодетого музыканта увели, пихая прикладами. Золотая Цыганочка, перемежая плач грязными ругательствами, прежде чем бабушка успела подхватить ее за талию и оттащить, прыгнула на самого молодого в патруле и запустила зубы ему в руку.
