Сидорчук скрипнул зубами и что есть силы сжал перила. Старое дерево жалобно скрипнуло.
«Ну что же, – подумал Егор Тимофеевич. – Если оно так, то сам первый влеплю ему пулю. Как старый товарищ».
Сидорчук понял, что главная причина его бессонницы и плохого настроения – как раз вот эта заноза, мысль о предательстве старого друга. Слишком тяжело было тащить на себе эту тяжесть – подкашивались ноги.
На какое-то мгновение смолкли в кустах соловьи, и наступила невероятная тишина. У Сидорчука даже закружилась голова от такого покоя. Но он вдруг услышал в глубине сада какой-то странный шлепок, а затем быстрый шорох потревоженных веток. Соловьи тут же снова грянули свою песню, и все звуки потонули в переливчатом щебете.
Сидорчук поморщился. Ему не понравился странный шум в саду. Он хотел понять, что это такое, всмотрелся в сумеречную белизну цветущих вишен, но ничего не увидел и махнул рукой.
«Кошки, должно быть, – подумал Егор. – Самое время для них».
Тут метрах в пятнадцати от него из-за дерева выметнулся красный язычок огня, и громко бабахнул выстрел. Пуля врезалась в доску над головой Сидорчука и оторвала от нее щепку. Та, жужжа как пчела, полетела вниз и царапнула Сидорчука по щеке. Он невольно отшатнулся, пригнулся и с прытью, неожиданной для громоздкого тела, нырнул в открытую дверь. В сенях Егор Тимофеевич приник к стене и затаился.
Отступление оказалось весьма своевременным. Следом за первой полетела вторая пуля, чиркнула об косяк и опрокинула в сенях ведро. Оно покатилось, громыхая и звякая.
– Подъем! – заорал Сидорчук. – Тревога!
Но все, не считая старушки Талалаевой, и без команды повскакивали со своих лежанок. Правда, повели они себя по-разному. Если хозяин спросонья сразу побежал спасаться в подпол, то маленький отряд Сидорчука начал действовать как нельзя лучше. Разобрав карабины, бойцы заняли оборону возле окон. Егоров сразу побежал во двор, где стояла машина. К счастью, на транспортное средство никто не покушался. Зато кто-то бежал по саду, осыпая цвет с вишен. Чуднов выстрелил наугад в темноту, но не попал.
– Василий, маузер! – гаркнул Сидорчук.
Чуднов выбежал в сени, держа в вытянутой руке маузер командира. Сидорчук схватил его и, как был, босиком рванул в сад за беглецом.
– Егор Тимофеевич! – умоляющим голосом крикнул ему вслед Василий и тут же бросился вдогонку.
Дальше обошлось без стрельбы. Сидорчуку не удалось увидеть противника. Человек, стрелявший в него, оказался проворнее. Он добежал до забора, перемахнул на другую сторону, треща ветками, пересек соседний сад и был таков. Через минуту где-то поодаль забрехали собаки.
Сидорчук тоже попытался с разгона перескочить через забор, но обломил сгнившую доску и грянулся оземь, рыча и чертыхаясь.
Чуднов помог ему подняться и осведомился:
– Не ранен, Егор Тимофеевич?
– Нет, слава богу! – ответил Сидорчук, озираясь. – Ушел гад! Ах ты, досада-то какая! Удрал! Ты хоть его видел? Запомнил?
– Куда там! – с сожалением признался Василий. – Видел только, как тень мелькнула. Проворный, гад!
– Проворный, – согласился Сидорчук. – А где все наши?
– Егоров к машине побежал, – объяснил Чуднов. – А этот, жандарм который…
– Ты при мне этого слова не говори, – оборвал подчиненного Сидорчук. – Я его на дух не переношу, понял? Фамилия у него есть – вот по ней и называй.
– Ганичкин, значит, – волнуясь, сказал Чуднов. – Он это… сначала рядом был, а потом я за вами побежал. Вот и все.
– Шкуру бережет, значит, – недобро усмехнулся Сидорчук. – Наградили помощничком…
Он не успел припечатать слово крепким ругательством. Где-то недалеко хлопнул выстрел из карабина, а потом все стихло. Сидорчук замер.
– Ну-ка, ходу! – скомандовал он тревожным шепотом, и они побежали через сад к воротам.
На пустынной улице было еще темнее, чем среди вишен. Лишь где-то вдали сквозь кроны деревьев пробивались слабые огоньки. Наверное, это горели фонари в центре города. Сжимая в руках оружие, командир и Василий принялись настороженно озираться. Сидорчуку показалось, что он слышит чьи-то шаги. Через минуту впереди и в самом деле возникла смутная фигура. Кто-то шел прямо на них.
