У мятежников глаза расширились от жадности. Они смыкали руки над воображаемыми сокровищами. Они вскочили и с громкими криками пустились на запад, не взяв припасов.
Они шли гуськом между стволами деревьев и фиговых пальм. Генуэзец шел впереди, смеясь в тишине, или проклиная чешуйчатых змей. Его горб свисал со спины, как бурдюк. У него было четыре кинжала за поясом и татуировка на шее.
Сначала они говорили громкими голосами, как сытые люди. Но когда им приходилось переходить через ручьи, они чувствовали, что им не хватает сил, и один из них падал в воду. Порой кто-нибудь спотыкался о звонкий камень и вставал с проклятиями. Так они шли, гуськом, среди неизвестности и знамений.
Те, что шли впереди, кидали камушки в самые высокие деревья, радуясь, когда взлетали голубые птицы. Лианы и субу росли подле карликовых деревьев, населенных изящными птицами. Им повстречалось дерево с квадратными листьями. На нем росли восьмигранные ягоды, величиной с можжевеловые, но пряные на вкус. Грелюш попробовал одну, но тотчас же выплюнул с судорогами и зеленой слюной.
Между тем холмы сменялись холмами и не было признака ни людей, ни жилья. Многие матросы жаловались на усталость, становясь все мрачнее... Лес без конца.., сердца без приключений... Кто-то уже начал хромать...
Они дошли до последнего холма. Бастард из Э, который шел впереди, закричал от огорчения. Все подбежали. У подножия холма - Океан. Он катил задумчивые волны вдоль обнаженного берега. Он был прекрасен и пуст.
Они поняли, что находятся на острове, и великая печаль охватила их. Они в молчании уселись на сухую землю. Они смотрели на море. Их охватило одиночество, и они любовно приблизились друг к другу. Ветер в деревьях шептал надоедливые упреки. Вдали красные цапли летали вдоль берега. Солнце было в зените, оно продолжало свой бег, без расстояния, без отклонений, всемогущее и одинокое. Они чувствовали вокруг себя круг, круг воды...
Понемногу отчаяние сменилось гневом. Некоторые вскакивали и саблями сбивали кору с деревьев. Генуэзец продолжал сидеть бледный, безучастный: он отстегнул один за другим все четыре кинжала и швырнул их в сторону моря. Потом он предложил построить хижины и основать здесь деревню. Его не слушали. Они спешили вернуться по своим следам к "Святой Эстелле". Они поднялись все сразу и пошли на восток. Генуэзец боязливо шел сзади.
Они плохо узнавали обратный путь. Они шли медленнее и не свистели. Хромой перестал хромать. По временам они с волнением замечали следы утреннего похода. Они снова увидели дерево с квадратными листьями, и, проходя мимо, вешали на него клочки материи от дурного глаза.
Потом они заметили, что не хватает Поля Крабба. Кое-кто украдкой высказывался за то, чтобы не искать его. Но с тех пор, как они узнали, что находятся на острове, странная жалость появилась в них. Их души смягчались суеверием и страхом. Они вернулись, прислушиваясь, испытывая горечь. Люди кидали оружие в знак его бесполезности или из потребности в кротости. Их лица сияли дружбой, их сердца были жалостны. Мимо них пробежала собака на низких лапах, без ушей, со сросшимися ноздрями. Она пристально поглядела на них и прыгнула в траву. Наконец они услышали голос Крабба. Они приблизились к нему. Он находился на узкой прогалине, его душа была преисполнена нежности, грудь под расстегнутой рубашкой была открыта ветру, он стоял на коленях перед горлицами.
Он встал, его ноги подкашивались, он с сожалением последовал за товарищами.
Они снова почувствовали себя одинокими. Они говорили мало и неискусно. Бастард сказал громко: "Это Остров Увости". И все широко раскрыли глаза. Некоторые монотонно заныли. Была потребность в признаниях, но язык был нем. Они чувствовали любовь к деревьям. На привалах они садились в круг и молча держались за руки. Потом продолжали путь еще более одинокие. На них спускалась тень.
Тогда они вспомнили о капитане. И сожаление пронзило их. Они упрекали друг друга в непокорности сдержанно и вполголоса.
Они снова прошли мимо холмов. До них долетел восточный ветер. Тогда они немного приободрились. Ускорили шаг.
