Было около девяти часов, когда дозорный крикнул, что с бакборта видна белая вещь. Люди, один за другим, прислонялись к заслонам и глядели на волны большими солеными глазами. Что это могло быть? Предмет то плясал по волнам, то принимал вид дерева. Капитан изучал карту. До островов Метоп далеко. Матросы подталкивали друг друга локтями. Одни видели лишь водоросли, другие шутили: должно быть, дохлая рыба, брюхом кверху. Снова закричал дозорный. Но его не поняли. Однако они уже приготовились убрать брам-стеньги. И человек у руля, улыбаясь, держал на штирборт.
По временам белый предмет исчезал. Спустили маленькую лодку. Она имела форму ткацкого челна и прыгала по волнам, как клубок шерсти в лапах котенка. Но Люк Сартис, дежурный, отказался спуститься в нее. Назначили Николая Хютта, матроса с кормы. Он тайком прихватил с собой четки. Ксалюс спустился за ним, хотя и неохотно. Хютт сел на весла, Ксалюс - у руля.
Капитан Поль Жор, стоял у штирборта, смотрел, как они удаляются. Он был как в лихорадке и все время шевелил бровями и губами. Он вспоминал, как однажды за мысом Боядора каравелла "Вечерней Богородицы" нашла труп птицы, более чем птицы земли: на борту заметили, что она состояла только из перьев, без всякой телесной плоти. И все же немного крови стекало по крыльям. Немного крови...
Оба моряка гребли, приближаясь к предмету. Теперь они лучше различали его. Это было нечто вроде фарфоровой бутылки. Они дважды обошли вокруг нее. Она была не менее пяти локтей в длину и полутора в ширину. От ее странной белизны бледнело море. Они подняли ее в лодку. И быстро поплыли к "Святой Эстелле". Матросы гребли изо всех сил. Ксалюс молчал: он надвинул колпак на глаза, на свой косой взгляд. Хютт напевал. Оба глядели вдаль, на "Святую Эстеллу".
Она кокетливо вздымала к небу четыре мачты и паруса, полные ветра. Над ней, на большой высоте, летала птица. Видно было, как согнувшись, ходят люди экипажа. А наверху длинное жерло бронзовой кулеврины направлял в бесконечность свою крохотную пасть.
На борту весь экипаж столпился вокруг капитана Поля Жора. Бутылку подняли и положили на подстилку из мягких водорослей. Люди были полны предчувствий.
Они заметили, что бутылка одного роста с маленьким юнгой. Теперь ее рассматривали вволю, разглядывали подробности орнамента в виде двойных драконов и безлистного бамбука. Горлышко было закупорено пробкой в форме сердца. Жоан украдкой потрогал бутылку. Она была холодная и гладкая. И она издала приятный звук. Она была из цельного фарфора. Люди, по очереди, украдкой трогали ее, ласкали ее своими грубыми руками. Но что в ней? Их мучило любопытство.
Поль Жор попробовал вытащить фарфоровую пробку, но тщетно. Бастард из Э попытался сделать то же, не смог. Они глядели друг на друга, ничего не понимая. Бастард громко крикнул:
- Да разбейте же ее!
Тогда Морюкуа, у которого были самые крепкие мускулы, схватил мушкель кабестана и одним сильным ударом расколол бутыль надвое.
Показался тоненький свиток рисовой бумаги, мягкой как материя. Он был покрыт китайскими письменами. Дьяк Аналют прочел его...
Глава 3
ПИСЬМО ВОДЕ
Борт Фарфоровой Джонки, пятьсот тридцать восьмой день эры Воды:
"Тебе, Вода, вверяю я эту бумагу, которую искусный мастер сделал в седьмой день полной луны, на берегу реки, из самой длинной рисовой соломы. Он смачивал стебли собственной слюной, сплетал их умелыми пальцами и подносил к давильной машине, на которой восседал Будда Труда. Из этих искусно смешанных соломинок получился лист бумаги, ровный и длинный, который закатали вокруг бамбуковой палочки.
У мандарина Бу Лей Сана, моего повелителя, пятьдесят раз по десять свитков бумаги. Он употребляет ее для игр воображения, а также для того, чтобы украшать рисунками часовню Морского Будды. Он изящно украшает ею фонарь главной мачты. И порою он дарит мне кусочки.
Мой повелитель Бу Лей Сан владеет еще прекрасной тушью черной как ночь. Когда час благоприятен, он окунает в нее бамбуковые волокна и чертит на бумаге прекрасные задуманные знаки. Это он обучил меня искусству письма.
