Вахта была учреждена, однако создать дежурство оказалось делом непростым.
Надо было подобрать людей, преимущественно молодых, с быстрой реакцией, находчивых. Разъяснить им задачу, обучить перехвату модели, мгновенному ее выключению. Здесь помогли рисунки и модели сэра Бенджамина. По нему сделали двести копий. Придумали стенды, на которых аппарат появлялся на пятидесятую, сотую долю секунды. Создали туманный искусственный вихрь вокруг аппарата — лови, выключай модель. Создали наконец идеальные условия: пустой, хорошо освещенный зал, тишину, нормальную влажность, температуру. Ввели обучение вахтенных, тренировки и профотбор. Учредили премию в сто тысяч фунтов тому, кто остановит модель. Зал фотографируется телесъемкой — до миллиона кадров в секунду, поставлена сигнализация.
Наряду с вахтенными в изолированном кабинете, примыкавшем к каминному залу, днем и ночью — тоже по двое — дежурили члены Комитета.
Так продолжалось годы, десятилетия — игра стоила свеч.
— У меня предчувствие… — говорит Стаффорд.
Опять дежурят Стаффорд и Лейн.
Лейн тихо смеется.
— Не пойму тебя, — говорит Стаффорд. — То называешь модель фантастикой, то надеешься получить премию. Значит, веришь?
— Молчи, Стаффорд, — прерывает Лейн. — Работай.
Стаффорд смолкает, но, искоса поглядывая на Лейн, продолжает рассуждать про себя: «Странная девчонка, — кстати, единственная среди вахтенных, все остальные мужчины. Нелегко ей далось конкурировать с ними, но как она тренировалась, чтобы доказать равенство! Доказала. В тренировках с тестами — первая, в работе на стендах — первая. По быстроте и реакции никому не уступит. Правда, на стенде еще никому не удалось за сотую долю секунды выключить рычажок, — Лейн тоже не удалось, члены Комитета в отчаянии от этого. Но что поделаешь? Каждый из вахтенных надеется. И Комитет тоже надеется. Но почему Лейн противоречива? — продолжает рассуждать Стаффорд. — Верит в модель и не верит? Пожалуй, девица себе на уме…» Стаффорд сосредоточивает взгляд на столе, где небольшим, почти незаметным квадратом намечено выверенное место, на котором путешественник полтора века назад запустил модель в будущее.
Время тянется, тянется, нигде оно так не тянется, как в этой комнате. У Стаффорда сводит челюсть — зевнуть, но зевать строжайше запрещено, читать запрещено, думать о постороннем тоже.
Сиди и смотри. Слушай тишину, если умеешь ее слушать.
Но что это? Будто мотылек ударяет крыльями по стеклу. Стаффорд поднимает голову — на окне ничего нет. Под крышей комплекса нет мотыльков и мух.
Лейн тоже вслушивается, приподняв брови.
И вдруг посередине, между ней и Стаффордом, возникает движение воздуха, едва заметный порыв. Стаффорд машинально кладет руки на стол, и в это мгновенье в квадрате, на который он смотрит, появляется проблеск, сияние. Миг — ив порыве ветра, который ударяет в лицо, возникает что-то белое, с хрустальным блеском, с шелестом, который Стаффорд услышал секунду тому назад.
— Лейн! — кричит он, одновременно выбрасывает руки к сиянию.
Лейн уже видит все — как беспомощно руки Стаффорда пытаются нашарить рычажок, повернуть и отключить от упора, как учили на тренировках.
— Лейн, помоги! — кричит Стаффорд.
Видение между тем начинает тускнеть, расплываться.
Руки Стаффорда, кажется, сжимают затихающий вихрь, но, бессильные, скользят по столу. Еще мгновение — и конец.
Лейн наотмашь (на следствии она скажет: «А что было делать?») ударяет рукой по белому с хрусталем. Так бьют овода, севшего на колено, — впопыхах и наверняка. Под рукой звякает, хрустит, разом опадает вращение вихря, исчезает размытость форм, перед Стаффордом и Лейн — аппарат. От удара он скользит по столу — к краю, Стаффорд ложится на стол, чтобы задержать, но аппарат падает на пол. Опять звон, что-то дробно катится по паркету — и все стихает.
— Что ты сделала, Лейн? — В глазах Стаффорда ужас.
Лейн, белая, как стена, овладевает собой:
— Все, Стаффорд. Кончилась Вахта. Получай премию.
Закрыла лицо руками и разрыдалась.
Распахнулась дверь, в комнату вбегают люди, члены Комитета, их двое. Кидаются к аппарату.
— Боже мой! — бормочет один. — Возможно ли?…
