- Я знаю, - шепчу я, - я видел.
- Видел?
- Да. В момент, когда проснулся в больничном крыле. Мне помог фамильяр. Я буквально увидел твои эмоции.
- Гарри… - произносит он, когда я замолкаю, и поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза. - Я не смогу тебя потерять. Я не выживу без тебя. Ты, треклятый надоедливый гриффиндорец - смысл моей никчемной жизни.
- Я знаю, - коротко говорю я, - а ты, невыносимо саркастичный слизеринец - смысл моей.
Я не смогу передать словами то, что вижу в его взгляде.
Я никогда не задумывался о том, насколько велик наш мир, и можно ли сжать его до размеров горошины. Только глядя в его черные непроницаемые глаза, я осознаю, что в них отражается не просто целый мир, нет. Они открывают для меня новую Вселенную с тысячей и одним миром для нас двоих. Я отчетливо ощущаю, как много будет между нами еще пикировок, как сильно придется измениться и ему, и мне, для того чтобы быть вместе. Но я так же отчетливо понимаю, что ничто в этом мире не заставит меня отказаться от нашей Вселенной в его взгляде.
В сумраке подземелий, где краски размыты, а силуэты меняют очертания, повинуясь воле языков каминного пламени, мы с ним - я и он - вновь единственные четко прорисованные персонажи. Наши цвета, как и в тот далекий летний вечер, - зелень с золотом. И я понимаю, что приложу все силы, чтобы ему никогда не пришлось вновь так переживать за меня, и я не позволю кому-либо: ни Волдеморту, ни самому Дьяволу, решись он, забрать у меня этого человека. «Да, я приложу к этому все силы, что у меня есть», - говорю я сам себе. - «Даже больше».
Глава 32. Вызов
Банальный завтрак в Большом зале, ровно через час начнутся занятия, и ученики всех факультетов неохотно уминают катастрофически быстро остывающую овсянку.
Но будничная картина меняется с прилетом сов. Их до странности много. Одна серая неясыть опускается перед Гермионой, протягивая лапку с привязанным к ней номером «Ежедневного пророка».
- Мерлин всемогущий, - шепчет она, развернув газету, и накрывает ладонью губы, а я, оторвавшись от тарелки, заглядываю в передовицу, чтобы спустя несколько секунд услышать в голове: «На нас многие смотрят, хозяин. Отвести им взгляд?». «Да…» - машинально отвечаю я, и выдергиваю из рук Гермионы листок.
На первой полосе огромными буквами сообщение: «Разрушена клиника Святого Мунго», а под заголовком фотография руин здания. Глаза выхватывают из газетной статьи отдельные фразы «убит практически весь персонал и большая часть больных», «разрушено до основания», «число жертв более двухсот человек», «в небе висела метка»…
Нахожу глазами сидящего недалеко от нас Невилла. Его взгляд опущен к деревянной столешнице, локтями он упирается в стол, а ладони зажимают виски. Его поза напряженная. Мне хочется сказать ему, что все обойдется, что как раз его родители, и без того лишенные радостей жизни по вине Пожирателей Смерти, в этой трагедии не пострадали. Но я знаю, что более вероятный исход все же, что они попали в число двухсот человек, погибших в трагедии. Кулаки сами собой сжимаются. «Ненавижу тебя, Том!»
Я невидящим взглядом смотрю перед собой, а потом меня накрывает волна ненависти. Такой яркой и жгучей, что я только после вскрика сидящей рядом Гермионы осознаю, что мои сжатые в кулаки ладони пылают ярким огнем.
В глазах моей подруги слезы и шок. Я перевожу на нее взгляд, и вижу тень страха, понимая, что боится она не кого-нибудь, а меня…
- Гермиона… - начинаю было, протягивая к ней руку, но она отшатывается.
- Гарри… Что это?
- Огонь, - уже спокойнее говорю я, глядя на свои все еще полыхающие ладони. - Просто вспылил, прости.
Я гашу эмоции. Это очень похоже на очищение сознания в окклюменции, и решаюсь, словно перевести огонь внешний во внутреннее пламя. Пусть с трудом, но у меня получается.
- Дружище, это что за ерундовина сейчас была? Самовозгорание? - лопочет Рон, и я понимаю, что слишком опрометчиво ничего не сказал друзьям о своем фамильяре.
- Гермиона, не бойся, прошу. И ты, Рон. У нас еще полчаса до занятий, давайте соберем пару сэндвичей и пойдем в пустой класс? Я все объясню.
