- Сними обувь, - так же уверенно произносит он, скрещивая руки на груди.
Я опускаюсь на корточки, чтобы скинуть ботинки и носки. Ах, Мерлин, что же он со мной делает? И почему я возбудился только от того, что снимаю свою собственную одежду?
Когда мои ступни касаются прохладного пола, я выпрямляюсь и вновь смотрю на него.
- А теперь брюки и белье, - командует он.
Я мучаюсь с ремнем, после чего спускаю брюки вниз, выступаю из них, и оставляю лежать там же на полу.
Я стою перед ним абсолютно обнаженный и до невообразимости возбужденный. Он рассматривает меня с видом искусствоведа, оценивающего творение неизвестного скульптора.
- Ты красив, - выдает вердикт он, и моему члену, кажется, этот комплимент особенно нравится, потому что он слегка дергается.
- А теперь, - говорит он, - когда ты готов, ты можешь раздеть меня.
Я выдыхаю ставший раскаленным воздух и протягиваю руки, чтобы расстегнуть застежку его мантии. Когда мне это удается, я откидываю ее куда-то в неизвестность, а затем поступаю так же с рубашкой. Вожусь непозволительно долго с его ремнем, а затем опускаюсь на колени, что развязать шнурки на его ботинках. Мое возбуждение почти болезненно. Разве может один человек довести другого до такого состояния ни разу не притронувшись? Оказывается, может.
Когда он выступает из спущенных мною брюк, мы оказываемся стоящими друг напротив друга. Я с упоением разглядываю его тело. Он возбужден. Само осознание того, что я тому причиной, заводит еще больше.
Он одним шагом преодолевает оставшееся между нами расстояние и впивается поцелуем в мои губы. У меня подкашиваются ноги от внезапности. Я обхватываю его за плечи, чтобы удержать равновесие, а он теснит меня к кровати.
Я почти падаю на нее, придавливаемый его телом.
- Ты представляешь себе, что будет сейчас? - произносит он шепотом, оторвавшись от моих губ и глядя в глаза.
Меня хватает только на то, чтобы немного качнуть головой, но потом я все же произношу.
- Я только читал… в журнале… однажды…
- Я сделаю все так, чтобы тебе было хорошо, - произносит он, - но это будет больно в самом начале.
- Я хочу тебя, - произношу я четко, давая ему понять, что на остальное мне плевать.
Его губы впиваются в мои. Я в очередной раз понимаю, что сила и власть бывает разной. Моя власть над магией, хоть и вызвала у него восхищение, но не идет ни в какое сравнение с его властью надо мной.
А ведь я не склонен к подчинению. Всю жизнь я делал все всем назло. Назло выигрывал в квиддич, назло говорил правду, когда все ждали, что я промолчу. Даже правила нарушал назло. Видимо до этого момента Его власти в моей жизни было недостаточно, чтобы я, наконец, осознал, что значит подчиняться.
Я не могу просто лежать, я должен что-то делать. Когда я прихожу к этой мысли, то с удивлением обнаруживаю, что мои руки по-хозяйски гладят его тело. А я, оказывается, привык. Он целует каждый сантиметр моей кожи, изучая и находя все новые чувствительные места.
Мой разум не желает сосредотачиваться ни на чем конкретном. Я не могу ощущать его руки на своем теле. Если я закрою глаза, то не смогу сказать, где он меня касается. Не потому, что у меня вдруг отказали чувства, а потому, что я чувствую его везде. Каждым кусочком своей кожи, который он целует, к которому прикасается.
Сейчас все совсем не так, как было у нас до этого. Даже захоти я, я бы не смог перенять инициативу. Но я понимаю, что сейчас не хочу этого делать. Я вспоминаю, как подумал во время ссоры с Сириусом, что Северус - единственный человек, решившийся сделать меня своим.
- Я твой, - тихо говорю я. И слышу в ответ стон. - Только твой. Ничей больше…
- Я знаю, - говорит он, поднимая на меня взгляд, - знаю…
Просто «я знаю». Но нет в мире слов, которые я хотел бы услышать больше, чем это его короткое «я знаю».
Он проходит губами по моему животу. А потом проводит языком у торчащей косточки тазобедренного сустава, и я вскрикиваю. Мои глаза закрыты, и возникшая за прикрытыми веками радуга лениво расползается.
Он вдруг отрывается от меня. Оказывается для того, чтобы нависнуть надо мной, глядя в глаза, после чего протянув руку к прикроватной тумбе, чтобы взять с нее флакон с непонятного вида субстанцией. Он развинчивает крышечку, а я слежу за каждым его движением.
