Accio!
И в моих руках чайная пара, заварник и жестяная банка с чаем.
Aguamenti!
И заварник наполняется водой.
Termo!
И вода в заварнике вскипает, а я жду минуту, прежде чем всыпать заварку.
Я сижу, сжавшись в комочек, и держу чашку, обхватив ее обеими руками. Я не пытаюсь согреться, я просто хочу, чтобы кто-то или что-то длилось со мной теплом.
Человека, которой вот уже почти две недели делал это, сейчас нет рядом.
Я вспоминаю, как увидел его в первый раз. Мне было одиннадцать, он посмотрел на меня своим невозможно пронзительным темным взглядом в первый день в Большом зале, и у меня заболел шрам. Простая реакция организма на присутствие рядом Волдеморта, предупреждение. И вот тебе готов ассоциативный ряд: Слизерин - декан - темный маг - шрам - опасность. Вуаля! И маленький я решил, что нашел корень всего зла.
Уже по окончании первого курса нужно было понять, что он не так прост. Что весь этот антураж - темная мантия, устрашающий взгляд - это для того, чтобы не пустить никого в душу.
О том, что у него есть душа и что он имеет полное право ненавидеть и моего отца, и Сириуса, и Ремуса, я узнал только на пятом курсе. Моя вера в отца пошатнулась. Он сорвался с пьедестала, равно как и Сириус. Я всегда гордился тем, что я все-таки попал на Гриффиндор. Всегда, до того момента как узнал, что мой отец с друзьями стали незарегистрированными анимагами, как они чуть не лишили человека жизни ради проказы, о том, как они вчетвером издевались над нелюдимым подростком, который был виноват только в том, что не был таким как они и учился на другом факультете.
И как потом ни убеждали меня Ремус с Сириусом в том, что это в прошлом, я не могу этому поверить. Ремус может быть и изменился, но не Сириус. Делить мир на черное и белое проще, чем видеть полутона. Его ненависть к Снейпу привычна, и она меня раздражает. Я люблю Сириуса, но иногда мне кажется, что он ведет себя как подросток. Слишком эмоционально, слишком вызывающе, все - слишком. Он даже подарки умудряется мне дарить слишком дорогие, слишком вычурные.
Интересно, а когда я начал спокойно реагировать на Снейпа? Я принял как данность шокирующую мысль о том, что я его хочу. Я ее принял и не стал дальше углубляться в подоплеку этого желания.
Наверное, поворотным моментом стал тот случай с думоотводом. Я увидел в нем человека. Как никогда ярко. И потом, мы ведь никогда раньше с ним не проводили столько времени вместе. Он всегда присутствовал в моей жизни в школе, но так, что я не всегда это замечал. Если не брать уроки, которые я посещаю регулярно, и столь же регулярные отработки, на которых, впрочем, он не всегда присутствует, мы и не видимся толком. Завтраки-обеды-ужины в Большом зале Снейп обычно игнорирует. Будь на то моя воля, я бы тоже там не появлялся. Слишком часто мне в горло кусок не лез из-за того, что кто-то смотрел мне в спину или шушукался, даже не пытаясь скрыть, что говорят обо мне. А больше нам и встречаться негде.
И вот, волей судеб, а точнее, волей одного седобородого волшебника, мы оказались заперты в одном доме. И сразу выясняется, что он что-то ко мне чувствует. Я в таких вещах не ошибаюсь. Гермиона говорит, что я - эмпат. Человек, способный, как антенна, улавливать эмоции других.
Не являются ли мои чувства лишь отражением его чувств? Я неопытен в вопросах чувственных отношений. Вся моя жизнь - сплошная война. Если у Рона и Гермионы есть время для любви, то у меня его нет. Я, может быть, завтра погибну. Или погибнет он. Что мне делать?
Я сказал ему, что мы обсудим этот вопрос после того, как все закончится. Но не будет ли слишком поздно? Вдруг я, МЫ(!), упускаем сейчас единственный шанс быть вместе?
Чай в моей чашке остыл. Я отставляю ее, вновь обхватывая колени руками, и пускаю голову.
Ожидание мучительно.
Мне не с кем говорить, но, подозреваю, что даже будь у меня возможность сейчас говорить, я бы молчал. Я все равно не смог бы сосредоточиться на ничего не значащей теме отвлекающего разговора.
- Здравствуй, Гарри, - вдруг слышу я.
Я поднимаю голову и смотрю на хозяина прозвучавшего голоса. В дверях стоит директор и смотрит на меня удивленно и встревожено.
