– Добрый день, Василий! – он протянул руку приятелю, которую тот не преминул пожать. – Как успехи? О, что это вы рисуете? – к своему удивлению Петр увидел изображенную на бумаге Арину. – Поразительное сходство, друг мой! Но вы, пожалуй, слишком сентиментальны. Если вы так собираетесь завоевать сердце столь непреступной особы, как Арина, то потратите на это весь остаток своей жизни.
Подошла официантка.
– Барышня, как всегда: английский чай и порцию круассанов с бурбонской ванилью.
Девушка приняла заказ.
Пахомов посмеялся над Василием:
– Все рисуете, друг мой, – смотрите как надо!
Он решительно направился к хозяйке, как и в прошлый раз, и ловко перехватив ее руку, когда та накладывала эклеры в коробочку, запечатлел на ней страстный поцелуй. Василий смутился, ему стало не по себе, он тут же собрал свои рисунки и ушел.
Арина же восприняла эту вольность спокойно, ведь поцелуй руки – еще не является посягательством на честь. Но почему так поспешно удалился Василий, предмет ее тайных мыслей?
* * *
Дома Василию надо было привести в порядок судебные наброски, но рука непроизвольно потянулась к портрету девушки: в душе зародилась буря чувств. Он смотрел на ее милое лицо и непроизвольно водил пастелью по пухлым, чувственным губам, вспоминая свои былые увлечения, но то было совсем другое. В эту ночь Василий почти не спал, стоило ему лишь закрыть глаза, как перед ним представал образ Арины: ее взгляд выражал призыв, а губы манили, страстно желая поцелуя.
* * *
Арина вела замкнутый образ жизни. Оставшись сиротой два года назад, когда ей исполнилось всего шестнадцать, ей пришлось самой вести дела, что удавалось весьма успешно. Все свое время она проводила в кондитерской, работая до позднего вечера, затем поднималась на второй этаж, где располагались ее апартаменты: гостиная, две спальни и комната для прислуги.
Горничная Дуня благополучно понесла ребенка, и перед Ариной встала новая забота – подыскать ей достойную замену. Дуня была тремя годами старше своей хозяйки и служила в доме уже почти пять лет, Арина привыкла к горничной и не хотела расставаться с ней. Живот Дуни округлялся и, наконец, достиг таких размеров, что горничной стало трудно выполнять надлежащие обязанности, и она осмелилась поторопить хозяйку:
– Арина Даниловна, тяжело уж мне приходить к вам в дом, да на второй этаж еле взбираюсь. Рассчитайте меня, да ищите замену.
– Хорошо, Дуняша, поищу. Только привыкла я к тебе за столько лет, жаль расставаться…
– Ничего, барыня, я с дитем навещать вас стану, увидимся еще.
Арина накинула теплую шаль и собралась на улицу:
– Дойду до издательства Голованова, может, чего интересного подберу почитать.
– Ох, барыня, забиваете вы себе голову ученостью… – проворчала Дуня.
– Напрасно ты, Дуня, говоришь так. Вот покойный батюшка, мне учителя нанимал, чтобы тот обучал меня и грамоте, и счету. Как бы я справлялась теперь со всеми делами? Да опять же и с поставщиками товара рассчитываться надобно. Тоже скажешь: замуж выходить?
– Ох, Арина Даниловна, ничего не скажу. Вы сами знаете чего вам делать.
– То-то, – согласилась хозяйка.
– Но к Голованову я вас одну не пущу. Вроде и недалеко, да только я знаю: вы пойдете пешком, экипаж не велите закладывать. Негоже вам, незамужней девушке, ходить по улицам одной. Ничего, уж как-нибудь дотащусь с вами.
Арина в сопровождении горничной вышла из дома и направилась к Голованову. Стоял погожий апрельский день, приближалась Пасха, а затем Красная горка. Солнце светило ярко, отражаясь от стекол мещанских домов.
Мимо Арины проходили молодые люди, почти все они, раскланивались с ней, что и говорить, слухи о ее таинственном женихе будоражили интерес стромынских обитателей. Однако время шло, а он все не появлялся.
До издательства Голованова оставалось сосем немного, как вдруг из проезжающей мимо пролетки выглянула мордастая женщина, сиречь Дарья Дмитриевна. Она молча взглянула на Арину, затем на Дуняшу, особенно на ее живот и укатила дальше.
Арина заметила ее появление, но не предала сему обстоятельству должного значения. И как выяснится в дальнейшем – напрасно!
