В итоге и Варя, и Сирена полностью мимикрировали под сибирских красавиц – единственно, что их выдавало, так это неместный говор, который у сибиряков все же сильно отличался. Впрочем, уже к концу путешествия они приобрели характерный акцент, так что Сирена вполне обоснованно опасалась, что по возвращении в столицу ее будут принимать за приезжую.
Байкал был чудесен – они заселились в пансионат, стоящий на самом берегу, и немедленно окунулись в экзотику и красоты. Панорама вокруг была мистической – белоснежные горы, прозрачный лед озера и неведомая глубина под ногами. А еще рыбалка, пешие походы, посиделки у костра и тишина, которая властвовала над этими древними местами, и от которой звенело в ушах.
В их распоряжении были одноместные номера с видом на озеро. Светало поздно, зато рассвет представлял собой дивное зрелище – солнце выскакивало из-за гор, панорама Байкала мгновенно преображалась, и Кирилл чувствовал себя, как будто присутствует при зарождении вселенского счастья. Никогда прежде он не видел ничего подобного – и даже не предполагал, что в мире возможна такая красота.
Еще в Москве, Кирилл дал себе слово, что на каникулах обязательно будет заниматься пересмотром и медитацией. Это было важно – засчитывается только постоянное движение вперед, и прекращать его ни в коем случае нельзя.
Обычно Кирилл медитировал утром и после захода солнца. Так было удобнее. Он специально просыпался пораньше, чтобы не отрывать время от дневных часов, но в последний день решил немного полениться. Вечером они уезжали, их пребывание в пансионате подошло к концу, и развлекательных программ больше не предполагалось.
Кирилл открыл глаза, когда солнце осветило котловину. Он встал с кровати и по своему обыкновению решил постоять у окна и понаблюдать за победным шествием нового дня, но вдруг ему внезапно захотелось погрузиться в медитацию. Зов, пришедший извне, был так силен, что Кирилл, не задумываясь, расстелил коврик и сел на пол, скрестив ноги и выпрямив спину.
Солнце осветило номер – шторы были одернуты, и лучи могли спокойно попадать внутрь. Кирилл впитывал проникающее снаружи тепло, он сидел лицом к восходу и наполнялся его энергией.
С ним творилось странное. На мгновение он представил себя легчайшим перышком и позволил солнечным лучам захватить его и понести прочь, перестав сопротивляться и чувствуя, как отрывается от собственного тела и летит. Одновременно он точно знал, что его состояние – не настоящий полет, но скольжение и фиксация его освобожденного восприятия на неведомых областях пространства.
Ему открылась тайна – есть нечто, что жестко определяет его самого, как личность, но стоит это нечто освободить, как мир вокруг мгновенно меняется и наполняется новым чудесным смыслом. Нечто скользит по темной абстрактной сфере его собственного незнания и подсвечивает отдельные области, оно позволяет разглядеть раньше недоступное, оно – первооткрыватель.
Кирилл зафиксировался в новой недоступной ему прежде позиции. Он прекратил скольжение по «темному морю осознания» и очутился на берегу широкой реки. Ярко светила Луна, и Кириллу показалось, что он присутствует при купании Маргариты перед балом у Воланда. Вокруг кипела жизнь, а сам Кирилл чувствовал, что его всего распирает от счастья.
Он пошел вперед навстречу неведомым сказочным существам. Он совсем не боялся, напротив, он был весь в предвкушении магического опыта, но, увы, их встрече не суждено было состояться. Что-то заставило его вернуться обратно. Быть может, намерение существ, которые не пожелали иметь дела с пришельцем, а может, намерение всего этого места, решившего, что Кирилл здесь лишний.
Кирилл открыл глаза – в отличие от своего прошлого внетелесного путешествия, сейчас он был полон сил и энергии. Он видел себя конгломератом ярких тонких волокон, переливающейся объемной сферой, гармонию которой нарушает черная жирная клякса, лежащая поверх. Клякса занимала примерное четверть всего пространства волокон, она была живая и нервная.
Голос, возникший в голове Кирилла, сообщил ему, что клякса – это и есть «Человек разумный», это всё, что он в себя вмещает, а чтобы познать бесконечность, нужно выйти за пределы кляксы, заставить её подвинуться, осознать, что она – не главное, её место – это только её место, и она должна удовлетвориться пределами своих границ.
