Такая политика, уточняет Дж. Гэддис, вполне соответствовала традиционной для США и Англии политике «баланса сил»». Нужно было лишь определить, «какой из союзников Америки будет наиболее энергично противиться мирным (?! — Авт.) планам Вашингтона… У Великобритании… не было мощи добиваться реализации собственных послевоенных планов, у Советского Союза такая мощь была» [149]. Поэтому, подсказывает вывод историк, такая политика была противопоставлена интересам СССР.
Не отвергая факта противопоставления военно-политической стратегии Запада интересам Советского Союза, упомянутые историки стремятся замаскировать классово-империалистические мотивы такого противопоставления ссылками на наличие национальных интересов у всех партнеров по антигитлеровской коалиции. Отождествляя понятия «национальные» и «корыстные», они ставят на одну доску империалистические державы и СССР. Однако Советский Союз всегда был верен своим обязательствам. Его собственные национальные интересы совпадали с интересами всех свободолюбивых народов, требовавших, в частности, скорейшего открытия второго фронта.
Концепция «приоритета национальных интересов» не ограничивается позитивной оценкой западной стратегии и решения проблемы второго фронта. Среди ее последователей есть сторонники негативной оценки, которые, прорабатывают тезис об «упущенных возможностях». Американцы Т. Халпер, С. Эмброуз, Р. Хоббс, Г. Киссинджер, Р. Леки, М. Дубофски, У. Данн, англичане Д. Рейнольде, В. Ротуэлл, Дж. Григг рассматривают достигнутые в ходе войны результаты как ограниченные, половинчатые и не соответствующие интересам Запада. «Испорченная победа» — такими представляются, например, результаты войны профессору Мэрилендского университета Дж. Гилберту. «Миф победы» — гласит название книги Р. Хоббса.
Сторонников негативной оценки итогов войны, стоящих на антисоветских позициях, не устраивает то, что СССР вопреки ожиданиям врагов социализма вышел из войны могущественной державой с огромным международным авторитетом, что в послевоенное время образовалось мировое социалистическое сообщество, развалилась колониальная система. Появление СССР как «еще одной супердержавы» означало, что США не удалось достигнуть «оптимальной цели» — стать мировым лидером. Профессор Нью-Йоркского университета Т. Халпер так и пишет: «США после войны, в конечном счете, были готовы взять на себя роль мирового лидера», но не смогли этого сделать, поскольку вместо «одной группы врагов, потерпевших поражение… возникла другая, которая, по всей вероятности (?? — Авт.), стремилась занять место первой» [150]. По мнению английских историков, Великобритания, не сумев обеспечить в ходе войны «санитарный кордон в Восточной Европе», не стала после нее ведущей державой в Европе.
Общий итог подводит Р. Хоббс. «В обеих мировых войнах в наибольшем выигрыше оказался мировой коммунизм», — заявляет он, игнорируя диалектику общественного развития [151].
По взглядам «негативистов», до 1943 года в западной стратегии все обстояло хорошо. Германия завязла в полях России, а русские, казалось, слабели, уничтожая немецкую военную машину. Но дальше, утверждают они, произошла «ошибка». Ко времени англо-американской конференции в Касабланке (14–23 января 1943 года) исход Сталинградской битвы ни у кого не вызывал сомнений. Здесь-то, заявляют «негативисты», Рузвельт и Черчилль должны были «сделать паузу» и пересмотреть свою стратегию, ибо в прежнем виде она потеряла свою эффективность. Задним числом эти историки решают вопрос: что можно было сделать, чтобы «не пустить русских» в Европу?
Они предлагают два рецепта. Рецепт первый заключается в том, что в 1943 году необходимо было коренным образом пересмотреть западную стратегию вплоть до полной ее переориентации в сторону поддержки Германии. «Следовало, — отмечает Р. Хоббс, — тщательно выбрать время и вмешаться, чтобы спасти одного из гигантов», который мог в дальнейшем рассматриваться как потенциальный союзник [152].
Второй рецепт предлагается англичанином Дж. Григгом. По его мнению, высадка в 1943 году «на северо-западе Европы позволяла западным союзникам одержать решающую победу…». Их отказ открыть «подлинный второй фронт» стал «фатальным поворотным пунктом». Если бы высадка, утверждает автор, состоялась в 1943 году, когда для этого уже было все необходимое, то англо-американский «триумф мог бы быть больше, а сопровождающая его трагедия меньше»
