— Не совсем так, — проговорил кто-то, с трудом лепя буквы в слова.
Ларионов обернулся, будто бы непринужденно, и уперся взглядом в мерзкую, еще более опухшую и сгнившую рожу.
— Деградируешь, — оценивающе сказал Алексей, тихо, чтобы его никто не услышал. И поднес рукав к носу, чтобы не так воняло.
Мертвец, напрягая скудные остатки мышц, попытался нахмуриться и укоризненно улыбнуться, но вышло не очень-то. Покойник повернул лысую лиловую голову в сторону состава, вокруг которого суетились спасатели МЧС, и указал рукой на головной вагон:
— Мы просто прикончили его. Девочка оказалась там случайно. Поезд… — он прокашлялся черной жижей и пытался закончить, но не мог выговорить какое-то слово, а потому решил выкинуть данное предложение из текста. — Мы вытаскивали тебя… Никто бы и не заметил… Но не успели.
Ларионов поежился от мысли, что мог бы проснуться далеко в лесу, наедине с зомби-семейкой, и, возможно, иметь честь стать для них славным ужином. Потом его осенило:
— Кто это «мы»?
Мертвец мотнул головой влево. Посмотрев туда, Ларионов снова увидел Юрмальских голубков с разодранными грудинами. Они стояли поодаль и слегка подергивались, как будто их било током каждые несколько секунд.
Алексей довольно улыбнулся:
— Дорогой плод моего воображения, хватит мучить мою несчастную голову. Эти ребята живы — здоровы и сейчас далеко отсюда.
В следующую секунду Ларионов почувствовал адскую боль в грудной клетке. Перед ним стояла эта мертвая женщина. Покойница схватила его за шею одной рукой, а другой, впившись ногтями в плоть, пыталась вырвать сердце. Алексей удивленно посмотрел в её пустые, ничего не выражающие глаза и понял, что это настоящий, пусть и не живой человек, во власти которого его жизнь. Последнее, что Ларионов помнил, теряя сознание — довольный шепот: «Какие же мы плоды воображения? Мы очень даже настоящие». Откуда — то раздался женский крик. Видимо, его, истекающего кровью, заметили нормальные люди.
Потом Ларионова отвезли на карете скорой помощи в питерскую больницу (ибо все гатчинские при деле), а там — сразу же начали готовить в реанимацию. Никто не мог объяснить, как он так пострадал, тем более, что многие видели его после аварии и могли поклясться, что парень был цел и невредим.
* * *
— Откуда вы мне его такого достали? — задумчиво пробубнил Клим Андреевич Савин, хирург по профессии, оказывающий помощь потерпевшим катастрофу близ Лядино.
— Он пострадал уже после аварии. Сказали, что у парня ни с того ни с сего пошла кровь, а потом он потерял сознание. Может, старые швы разошлись? — отчеканил санитар Кулагин, как будто бы это был детский стишок, заученный им наизусть.
Доктор нахмурился, а потом медленно проговорил:
— Что ж ты мне анамнез — то не принес? — фельдшер хотел как-то оправдаться, но Савин грозно буркнул: — Марш за историей болезни, бездельник!
Кулагин улыбнулся от уха до уха, отчего стал похож на счастливую коалу, и побежал выполнять приказ. Не смотря на то, что пожилой врач часто раздавал обидные прозвища и подзатыльники, никто его не осуждал. Как-то так повелось в местном хирургическом отделении, что он опытный и мудрый врач, а еще добродушный и славный старикан, а потому может иногда и прикрикнуть, и похвалить.
Подходя мимо отделения реанимации, фельдшер увидел, как оттуда пытались вывести мужчину, бледного, как поганку, и очень расстроенного. Ему что — то объясняли, и санитар услышал, как промелькнула фамилия Ларионова, того самого странного пациента, чью историю болезни он нес Савину. Этот парень в коридоре, наверное, его брат. Ничего, здесь почти каждый день дежурят перепуганные родственники больных, Кулагин уже привык видеть искаженные ужасом лица людей. Но вот перестать переживать вместе с ними не мог, отчего имел склонность после трудных, напряженных и неудавшихся операций приходить домой и напиваться в хлам, а после удавшихся — пропускать по стаканчику с коллегами.
Савин созвал консилиум, на котором обсуждалось, что же могло произойти с пациентом. Кто — то предполагал, что это проявление травмы, полученной при катастрофе (парнишка под воздействием болевого шока побегал, а потом потерял сознание); другой думал, что клиент принял психоактивное вещество, из-за которого слетел с катушек и навредил себе сам (но проблема в том, что у молодого человека не обнаружилось ничего связанного с наркотиками, да и того, чем можно изувечиться в таком масштабе, тоже). После кучи версий была выдвинута даже такая, что у больного синдром Мюнхгаузена, и он симулирует. Однако, свидетельские показания опровергали все эти гипотезы. Было решено провести операцию, а потом спросить самого пострадавшего. К слову, все это совещание длилось минут пять от силы, после чего медики разбрелись по кабинетам.
