— Нам надо поговорить.
Вот же упрямая!
— Мне нечего вам сказать. Люди, которые разговаоивают на разных языках, никогда не достигнут взаимопонимания.
Я повернулся, и отметил, что обычно спокойная Мария встревожена, хоть и старается держать себя в руках. Такие сильные эмоции улавливаются лучше всего, странно, что я не почувствовал этого раньше. Впрочем, толпа счастливых ребятишек своей звонкой радостью может заглушить кого угодно.
— Вы тоже это ощутили? — с надеждой спросила девушка. — Сегодня, около полудня…
— Да, — подтвердил я. — В этот раз особенно жутко. Сейчас весь город, как кипящий котёл.
— Это Он подаёт нам знак, — зачастила Мария, вцепившись в мою руку. — Не отворачивайтесь от Него!
Я насколько мог мягко освободился и покачал головой:
— Свой крест я выбросил в унитаз и спустил воду. Что бы ни творилось сейчас в городе, не стоит искать в этом какой-то сакральный смысл.
Мария понуро попустила повязанную платком голову.
— Вы не понимаете…
Я развернулся и пошёл прочь. Хорошая она девушка, а в том, что в православие ударилась после всего этого ужаса, ничего странного нет. Потерять маленького ребёнка с мужем всегда легче, если это всего лишь испытание, ниспосланное Им… Тьфу!
Другое дело, что её способности куда выше моих, но для мародёрского дела она, увы, не годилась — не могла руку на зомби поднять.
Предчувствие. Сколько людей оно спасало? Большинство слепо шагают навстречу смерти в полной уверенности, что ничего не случится, и намного меньше тех, кто иногда способен ощутить опасность, подстерегающую за углом. А таких, как мы с Марией, вообще считанные единицы.
У меня этот дар от прадеда. В далёкую Великую Отечественную он угодил в штрафбат и смог выжить только благодаря небыкновенному чутью на опасность. Отец рассказывал, как однажды прадед развернул продовольственную колонну, поехав в обход просто потому, что почувствовал — вперёд нельзя. Как оказалось потом — на ту дорогу высадились немецкие десантники, которые успели покрошить немало грузовиков, прежде чем скрыться в лесу.
С этими мыслями я подошёл к нашему импровизированному штабу, который располагался в бывшем здании службы безопасности посёлка. На входе, помимо наших бойцов, стояли еще четверо, с штурмовыми винтовками наперевес. Меня вежливо попросили оставить оружие и амуницию снаружи и только потом пропустили внутрь.
В узком коридорчике отчаянно пахло выпечкой и свежезаваренным чаем. Я кивнул одноногому сержанту Володько, который разбирал бумаги в приёмной, и постучал в дверь бывшего начальника охраны. Старую табличку давно уже сняли, заменив трафаретной надписью «Кирилов А. С.», а ниже кто-то приписал, вроде как для пояснения, крупными буквами — БАТЯ.
— Войдите!
За дверью запах усилился, но в воздухе я почувствовал сильную нотку раздражения, похоже, до меня тут шёл оживлённый спор. Андрей — теперешний хозяин кабинета, нервно барабанил пальцами по деревянной столешнице, а дорогие гости с интересом уставились на меня.
Их оказалось двое. Немолодой, но ещё крепкий полковник и сухощавый мужчина с короткой бородкой и длинными каштановыми волосами. Ну, прям мессия в полевой форме без знаков различия.
— Здравствуйте, — я сел на свободный стул и уточнил. — Вызывали?
Андрей хмуро кивнул, не сводя тяжелого взгляда с полковника. Тот, нисколько не смущаясь, продолжал меня рассматривать, будто автомобиль в салоне выбирал.
— Меня зовут Николай, — между тем представился длинноволосый. — А вы…
— Тихий.
— А нормальное имя у тебя есть? — поинтересовался полковник.
— Уже нет.
Военный раздражённо фыркнул, но промолчал.
— Послушай, — подал, наконец, голос Андрей. — У нас серьёзные проблемы, но если ты откажешься, то…
— Да ладно тебе, — махнул рукой я. — Нужен проводник в город?
— А ты соображаешь, — отметил полковник. — Это очень хорошо.
— Надеюсь не прямо сейчас, ведь город напоминает растревоженный улей, — напомнил я.
— Сожалею, но выдвигаться нужно как можно скорее, — грустно улыбнулся Николай.
Ну как всегда, у таких людей всё должно быть уже «вчера».
— А почему нельзя подождать, когда всё утихнет?
— Потому что дальше будет только хуже.
