Во всяком случае, Макс — не Адонис и не Геркулес. Возможно, женщины чувствовали себя с таким дружком просто более уверенно.
Сейчас Макс уважительно взирал на Джо и видел в нем мужчину тридцати с небольшим лет, весом в 180 фунтов, ростом в 5 футов и 11 дюймов, державшим себя с холодным достоинством, как человек, часто бывавший в переделках и умевший с честью выйти из них. Это был довольно красивый мужчина с русыми волосами и темно-голубыми глазами, с правильным и не часто улыбающимся ртом. Хирурги не смогли полностью избавить его от двух шрамов на лбу и — на подбородке, которые, однако, не портили его лица.
— Дали его вам! Да не уж-то? Никто никому не дает такие ценные вещи! — недоверчиво проговорил Макс.
Джо грустно усмехнулся и произнес:
— Макс, если бы ты прошел через столько же фракасов, как я, и стал бы пусть даже менее знаменитым, то и у тебя появились бы свои поклонники, болеющие за тебя и следующие за тобой по пятам. Они знали бы, в какую заварушку ты влип и сколько провалялся в госпитале. Они вырезали бы статьи и фотографии из журналов для любителей фракасов, таких, как «Фракас Тайме», и наклеивали бы их в альбомы. Гонялись бы за твоими автографами и писали бы тебе влюбленные письма.
— Тоскливо, как зубная боль, — заметил Макс.
— От них нельзя отмахнуться. Популярность продвигает тебя по служебной лестнице и помогает попасть в более высокую Касту. Во всяком случае, у меня был такой почитатель. Она…
— Она? — удивился Макс.
— Совершенно верно. По правде говоря, женщины куда более страстные поклонницы фракасов, чем мужчины. Эта старая шлюха несколько лет следила за моей карьерой, с тех пор, когда я служил еще младшим лейтенантом. В военных делах она разбиралась лучше, чем кто-нибудь еще, уступая, может быть, лишь фельдмаршалу Стоунволу Когсвеллу. Не сомневаюсь, она могла бы руководить фракасами на уровне не менее дивизии.
— Могла бы?
— Она благополучно скончалась, когда ей перевалило за 90. На протяжении многих лет она присылала мне подарки. Ничего особенного: часы, безделушки, одежду и прочную дребедень, но по ее завещанию мне достался этот ховеркарт.
Макс недоверчиво покачал головой.
— Зря, наверное, я покончил с фракасами.
— Макс, там четверо из пяти либо погибают, либо выбывают из строя с тяжелым ранением.
Они повернули на Линарес и помчались за 57 километров через горы на сверхскоростную трассу, которая вела от Лоредо к Мехико, где их ховеркарт включился в общий поток движения. Сан-Луис-Потоси остался позади, и они начали искать путевые указатели. Прошло уже много времени с тех пор, как Джо воевал в резервации Гуанджуто. По его подсчетам — больше десяти лет. Тогда он был всего лишь строевым сержантом.
Тот фракас скорее напоминал комедию. В бою участвовали подразделения численностью не больше полка, а резервация была слишком обширна, чтобы получилось что-то стоящее. На поиски друг друга кавалеристские отряды обеих сторон потратили уйму времени. Военный Департамент дал им на выяснение отношений один месяц, и в конце этого срока «Тексас-Ойл», на чьей стороне воевал Джо, все-таки проиграли, хотя дело шло к ничьей.
Конечно, это было скорее фарсом, но обернулось едва ли не самой жестокой стычкой, в которой ему пришлось принять участие.
Они добрались до Сан-Луис-де-ла-Пас и повернули направо. Движение на трассе резко замедлилось.
— Это военная резервация Гуанджуто, — сказал Джо Максу. — Конечно, правительство отсюда всех вывело. Они больше не пользуются этими площадями. Тут неплохо для кавалерии, но она выходит из моды. Слишком трудно снимать лошадь телекамерой и показывать все это тупицам, которые сидят у телевизоров и глотают какую-нибудь дрянь для полного счастья.
Макс отнюдь не принадлежал к числу противников фракасов. Насколько Макс себя помнил, он всегда был их любителем.
— Что плохого в удовольствии? — ревниво спросил он.
— Ничего. Но без наркотиков. Настоящее счастье — в контрастах, Макс. Его не достигнешь без неизбежных периодов печали. Боль и удовольствие — это контраст. Ни то, ни другое не может продолжаться бесконечно. Это одно из доказательств того, что идея рая и ада абсурдна. После нескольких тысяч лет непрерывного счастья ты бы заскучал, а после нескольких тысячелетий, проведенных в кипящей смоле и сере, я сомневаюсь, чтобы ты был способен испытывать страдания.
