– Увы! – вздохнула молодая девушка, вы не знаете еще моего отца. Если вы сделаете это, то между вами обоими будет покончено все навсегда. И вы не знаете, что мой отец способен сделать человеку, осмеливающемуся лишить его свободы.- Ну, и пусть, – махнул рукой Пензоне, – делает и говорит, что ему угодно! Мне кажется, что я слишком занят им! Поймите же, Дебора, что я вижу только вас, что я забочусь только о вас. Я не хочу, чтобы вы были несчастны, или беспокоились, я не хочу, чтобы вы плакали. Когда я только подумаю о том, что дядя своими заоблачными идеями заставил проливать слезы эти глаза, которые я вижу, ваши глаза, такие прелестные, любящие… а! хорошо, что он мой благодетель, иначе я бы задушил его!
И Пензоне страстным движением схватил маленькие ручки молодой девушки и прокрыл их поцелуями.
– Разве вы не видите, Дебби, – продолжал он, – что происходит в моей душе? Разве вы не понимаете, что для мёня на земле существуете только вы, потому что я люблю вас, Дебби, люблю с того момента, когда узнал вас! Я не признавался вам потому, что хотел проверить свое чувство, а теперь я не в силах более молчать!
Дебора, бледная, медленно поднялась. Она тихо освободила свои руки из объятий молодого человека.
– Я не буду, и не должна вас слушать, – сказала – она. И вам стыдно, Эдгар, говорить со мною таким образом. А я так была счастлива, находясь около вас!
Она направилась к двери.
– Вы уходите? – пролепетал Пензоне.
– Мне здесь не место после того, что вы только что сказали… Я иду к своему отцу.
Она вышла. Пензоне последовал за ней в сильном смущении. В это время мистер Токсон проснулся. Он встал с постели и, полагая, что никого нет, вышел на веранду и сделал по ней несколько шагов.
Молодые люди были слишком взволнованы, чтобы сразу подойти к нему. Инстинктивно, и как бы сговорившись, они отступили в тень колоннады, не теряя, однако, доктора из вида. В это время по веранде проходил слуга. Мистер Токсон крикнул ему:
– Позовите ко мне хозяина! Через две минуты перед ним стоял Кабир.
– Я велел вас позвать, – сказал мистер Токсон, – чтобы получить от вас некоторые ответы на мои вопросы. Прежде всего, можете ли вы дать мне сегодня вечером проводника в святилище нирванистов?
Китмудгар даже не вздрогнул.
– Нирванистов? – сказал он с видом непонимания, – я не знаю, что вы хотите этим сказать, сэр.
Мистер Токсон был немного разочарован этим ответом. Тем не менее счел своей обязанностью пояснить.- Нирванистами я называю последователей Нирваны, поклонников богини Кали. Я знаю, что святилище этих сектантов находится всего в нескольких милях от Киджигула, и в этом святилище я желаю быть сегодня вечером.
– Осмелюсь повторить, – невозмутимо возразил метис, – что я совершенно не знаю, кто такие люди,, которых сэр называет нирванистами.
– И вы также не знаете святилища Гондапур?
– Гондапур – это заброшенная пагода, развалины которой представляют мало интереса и которая находится почти посредине соседнего леса, в двух часах пути отсюда. Вот все, что я могу вам сказать, сэр.
Мистер Токсон сделал рукой жест, выражающий досаду. Очевидно, метис скрывал, что знал. Ученый хорошо знал характер индусов, приученных долгими веками рабства к скрытности и хитрости, и потому потерял всякую надежду получить от китмудгара желаемые ответы и указания.
Стоя за колонной, Пензоне смотрел на мисс Дебору, все еще взволнованную и сконфуженную. Когда их взгляды встретились, в глазах ее Пензоне прочел следующее:
– Если дела случайно устраиваются сами по себе, то нам, быть может, не прийдется и вмешиваться в них.
Наконец, заговорил мистер Токсон нетерпеливым тоном: – Меня мало касается, что вы знаете и чего не знаете. Самое существенное то, что Гондапур близко отсюда поэтому приготовьте мне проводника и экипаж.
– Я бы охотно сделал это, – ответил метис, – но у меня нет ни проводника, ни экипажа, который я бы мог дать, -впрочем только сегодня, – в распоряжение сэра.
– Как, у вас нет экипажа! Но вы же сами мне сказали, когда я только что прибыл сюда, что у вас есть тележка с упряжью на двух зебу?
– Я ошибся, – холодно ответил Кабир. – Я забыл, что зебу с самого утра работают в поле, и возвратятся вечером, когда уже поздно будет посылать их в дорогу.
