Эта трудная работа была, возможно, совершенно излишней, потому что громадное число индусов бегло говорит по-английски, но не могла же она ожидать того или другого неожиданного случая, при котором она поздравила бы себя с тем, что проявила эту предосторожность?
Только вечером, в обеденное время, она рисковала выйти и подышать немного свежим воздухом. В это время верхняя палуба была всегда пуста.
Сильный ветер леденил ее лицо, волосы, выбившись из-под шпилек, покрывались инеем, однако она продолжала стоять, и иногда очень долго, как-бы смеясь над яростными порывами бури в своем плотном ватерпруфе.
Кроме того, она предпочитала не входить в каюту, если там дремал или просто отдыхал мистер Токсон; она избегала разговоров с отцом, настолько боялась выдать свои опасения.
Как страшны были волны в ту ночь, которую она провела на палубе судна, несшегося по разъяренной стихии!Огромная сирена на грот-мачте не переставала звучать своим унылым тоном. Казалось, что «Лакония», преследуемая неумолимым роком, взывала к небесам своим металлическим голосом, полным страдания и ужаса!
Наконец, буря стихла. Море стало по-прежнему спокойным. Пассажиры и экипаж могли свободно вздохнуть и надеяться, что легко пройдут то небольшое расстояние, которое отделяло их от Ливерпуля. Действительно, они находились всего в нескольких милях от юго-западных берегов Ирландии и, по всей вероятности, не замедлят увидеть землю.
Но одно происшествие, вначале казавшееся довольно незначительным, внезапно разразилоси и затянуло на некоторое время этот несчастливый переезд.
«Лакония» под постоянным действием бури понесла некоторые повреждения. Прежде всего заметили, что она не так, как обычно, слушается руля; вскоре открылась течь: в верхней точке прикрепления руля оказалась пробоина, на несколько дюймов ниже ватерлинии.
Повреждение было такого рода, что пароход, превосходно оснащенный, каким и была «Лакония», мог своими средствами поправить его и, следовательно, не было необходимости прибегать к буксировке, всегда затруднительной, нескольких встречных судов. Двух-трех часов было достаточно, чтобы поправить руль. Но так как наступила ночь, а для работ необходим был дневной свет, то решено было на следующий день приступить к починке парохода.
Отдали команду бросить якоря и зажечь условные огни. По приказанию капитана, была спущена за кормой, возможно ближе к рулю, маленькая шлюпка, чтобы на завтра, с самого раннего утра, не теряя ни минуты, водолазы парохода могли приступить к своей работе.
Глава, из которой читатель, наконец узнает, чего хочет клерик.
Настала ночь, и пассажиры, один за другим, спустились в свои каюты, чтобы отдохнуть спокойно хоть несколько часов после четырехдневной бессонницы. Экипаж тоже спустился в свое помещение. За судно, прочно укрепленное на якорях, опасаться было нечего и капитан, едва державшийся на ногах, мог тоже подумать о своем отдыхе. Вахтенных матросов было достаточно, чтобы следить за безопасностью парохода.
На палубе никого не было.
Только два матроса, освещенные светом фонаря, были заняты окончательным приготовлением воздушного насоса, помещающегося вверху лесницы, соединяющей шлюпку с ютом судна. Насос был превосходен в действии и сделает завтра свое дело, подавая воздух водолазам.
Двое механиков, с трубками в зубах, тщательно осматривали все части прибора.
– Все на своем месте, – сказал один из них, – остается только приделать трубку для передачи воздуха. Помоги-ка мне, Тит Джоэ!
Тит Джоэ, колосс с звероподобным видом, с зачерненными из ухарства зубами, поставил свой фонарь и помог товарищу приладить к аппарату длинную, сложенную кольцами, каучуковую трубку, другой конец которой прикреплялся к каске водолаза.
Окончив свою работу, они уже собирались спуститься к себе, как вдруг заметили человека, казалось, подслушивающего их.
Этим молчаливым слушателем был клерик, со странными действиями которого мы уже отчасти знакомы. Он был закутан в свой черный плащ, воротник которого он поднял, хотя температура заметно повысилась за последние двадцать четыре часа, – в синих очках и неизменных черных перчатках. Молчаливо стоя позади разболтавшихся механиков, он пронизывал их своми глазами.
